Оливер снова заговорил, но лишь для того, чтобы сменить тему:
– Ты не знаешь, где Виктория?
Таким образом он дал понять, что разговор окончен.
Родди вздохнул:
– Она повела Томаса на прогулку.
Оливер встал:
– В таком случае пойду поищу ее. Расскажу последние новости.
Он вышел из комнаты, сбежал по деревянной лестнице и хлопнул входной дверью. Его шаги отдавались звонким эхом в мощенном булыжником конюшенном дворе. Родди так и не удалось узнать о намерениях Оливера. Он подозревал, что только все напортил, лучше бы ему помалкивать. Через некоторое время он опять вздохнул, поднялся с кресла и пошел наливать себе долгожданный джин с тоником.
На пути из березовой рощи Виктория увидела, как из-под арки конюшенного двора появился Оливер и пошел по гравийной дорожке вдоль дома. Он курил сигарету. Только она хотела окликнуть его, как он заметил их с Томасом и направился прямо по траве им навстречу.
Томас, который устал еще на полпути к дому, восседал на закорках у Виктории. Увидев приближающегося Оливера, Виктория наклонилась и спустила Томаса на землю. Он побежал вперед и добежал до Оливера раньше ее, уткнувшись головой в отцовские колени и обнимая их ручонками.
Оливер не взял его на руки, а стоял как замороженный, дожидаясь, пока Виктория подойдет поближе.
– Где вы были? – спросил он.
– Гуляли. Мы нашли еще один ручей, правда не такой красивый, как тот, с водопадом. – Она подошла совсем близко. – А ты чем занимался?
– Говорил по телефону.
От прогулки и холодного воздуха щеки у нее раскраснелись, спутанные белокурые волосы развевались на ветру. Она где-то нашла полянку желтых морозников, сорвала пару цветков и засунула их в петлицу куртки. Оливер притянул ее к себе и поцеловал. Она пахла свежестью, холодом и яблоками. Губы у нее были мягкие и чистые, и поцелуй так же невинен, как родниковая вода.
– Кому звонил?
– Не я звонил, мне позвонили.
– Кто?
– Мой агент.
Он отпустил ее и наклонился, чтобы отцепить Томаса от своих коленей. Они направились к дому, но Томас запротестовал. Поэтому Виктории пришлось вернуться и взять его на руки.
Догнав Оливера, она спросила:
– И что он сказал?
– Сообщил хорошие новости. «Гнутый пенс» поедет в Лондон.
Она остановилась как вкопанная.
– Оливер! Это же изумительно.
– Я тоже завтра еду в Лондон.
Она изменилась в лице.
– Я уезжаю и оставляю вас с Томасом здесь.
– Ты шутишь.
Он рассмеялся:
– Не надо устраивать сцены, дурочка. Я вернусь на следующий день.
– А почему мы не можем поехать с тобой?
– Какой смысл ехать в Лондон на один день? В любом случае я не могу говорить о делах, когда вы с Томасом все время вертитесь у меня под ногами.
– Но мы не можем остаться здесь без тебя!
– Почему?
– Я не хочу, чтобы ты меня здесь бросил.
И тут Оливер разозлился. От добродушного поддразнивания он перешел к раздраженному ворчанию:
– Я не бросаю тебя здесь. Я просто уезжаю в Лондон на сутки. Улечу и прилечу. А когда вернусь, мы упакуем вещи, сядем в машину и поедем обратно на юг. Вместе. Ну что? Теперь ты счастлива?
– А что я буду делать без тебя?
– Думаю, жить. Это не так уж трудно.
– Но мне очень неловко перед Родди. Сначала мы свалились ему как снег на голову, а теперь…
– С ним все в порядке. Он рад, что вы с Томасом погостите еще день-два. А насчет того, что мы свалились ему на голову, так он совсем не хочет, чтобы мы уезжали. Как только мы уедем, ему придется вернуться к реальности, а этого ему совершенно не хочется.
– Как тебе не стыдно так говорить о Родди!
– Это ужасно, но это правда. Да, он обаятельный, забавный, прямо персонаж со страниц комедии тридцатых годов типа Раттигана в молодости. Но я сомневаюсь, что ему в жизни хоть раз приходилось совершать какой-нибудь поступок.
– Он воевал. Всем, кто был на войне, приходилось совершать поступки. Именно для этого они там и были.
– Я имею в виду поступки в личной жизни, а не в области национальной безопасности. Когда нельзя укрыться от решения вопросов за бутылкой бренди.
– Знаешь, Оливер, терпеть не могу, когда ты начинаешь так говорить. Но все равно не хочу, чтобы ты уезжал и оставлял нас с Томасом здесь.
– Мне пора.
Виктория промолчала. Он обнял ее за плечи, наклонился и поцеловал в макушку.
– И пожалуйста, не дуйся. Во вторник приедешь на «вольво» встречать меня. А если при этом еще и очаруешь меня, так и быть, приглашу тебя на ужин в Инвернессе, закажем бараньи потроха и чипсы, а потом будем плясать народные шотландские танцы. Захватывающее предложение, как считаешь?
– Не уезжай, пожалуйста. – На этот раз она улыбалась.
– Не могу. Дело есть дело. От этого зависит мой успех, а расставанием с тобой я всего лишь расплачиваюсь за успех.
– А стоит ли?
Он снова поцеловал ее.
– Знаешь, в чем твоя беда? Ты не умеешь быть счастливой.
– Неправда.
– Знаю, что неправда, – уступил он.
– Здесь я была счастлива.
Виктория смутилась, втайне надеясь, что Оливер скажет то же самое. Но он промолчал. Она перекинула тяжеленного Томаса с руки на руку, и они молча пошли к дому.
13. Понедельник
Стоя на верхней площадке лестницы, Родди окликнул Викторию.
Виктория, которая все утро гладила рубашки и носовые платки Оливера, разбирала носки и свитера и теперь укладывала вещи в чемодан, выпрямилась, оторвавшись от дела, отбросила с лица прядку волос и открыла дверь спальни.
– Я здесь!
– Поднимайся сюда. Здесь Джон и Оливер. Мы решили пропустить по стаканчику.
Было почти половина первого, стоял ясный холодный день, и ярко светило солнце. После обеда Родди и Оливер собирались ехать в аэропорт. Четверть часа назад Эллен увела Томаса, чтобы подготовить его к обеду, потому что сегодня обед будет особым – Эллен готовила его вместе с Джесс Гатри – и стол накроют в большой столовой Бенхойла. Так решила Эллен. Она всегда придерживалась того мнения, что человек, отправляющийся в поездку, даже короткую, должен плотно поесть, и Оливер, очевидно, не был для нее исключением. Вот почему она и Джесс все утро трудились на кухне не покладая рук. Из большого дома доносились аппетитные запахи, отчего создавалось впечатление, будто предстоит что-то важное, и в воздухе витало предвкушение какого-то праздничного события, наподобие дня рождения или последнего праздничного дня.