Трудно было представить, что Родди может с чем-то не согласиться, но он вполне мог оказаться разочарованным. И вот теперь выясняется, что он даже не разочарован.
– По правде, старина, я и не думал об этом. И не представлял себе, что Джок может умереть. Он казался таким крепким: ходил с Дейви Гатри по холмам, пригонял овец домой, даже работал в саду.
– У него же был сердечный приступ, – напомнил Роберт.
– Несерьезный, как сказал врач. На вид он был в полном порядке. Ни на что не жаловался. Хотя он вообще был не из тех, кто жалуется…
И снова замолчал. «Даже для Родди Данбита, – подумал адвокат, – не вполне ясно, к чему я веду разговор».
– Но, Родди, после смерти Джока ты не мог не задумываться о том, что станет с Бенхойлом.
– По правде говоря, старина, у меня не было времени задуматься. Столько всего сразу наваливается, когда случается подобное. Я просыпался ночью в холодном поту, стараясь вспомнить, что еще я забыл сделать.
– Но…
Родди улыбнулся:
– И конечно, по большей части тревожился напрасно.
Роберт начал терять терпение. От обсуждения будущего Родди он перешел к сути дела.
– Что касается Джона. Я ему написал, но еще не получил ответа.
– Он в Бахрейне. Я получил от него телеграмму. Вот почему он не смог присутствовать сегодня на похоронах.
– Я пригласил его приехать ко мне, чтобы обсудить судьбу имения.
– Конечно, это необходимо сделать. – Родди подумал и не вполне убежденно произнес: – Он не захочет здесь жить.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что Бенхойл его совершенно не интересует.
– Джок, судя по всему, не разделял твоего мнения.
– Мысли Джока иногда трудно было угадать. По-моему, он не особенно любил сына Чарли. Они всегда были так подчеркнуто вежливы друг с другом, а это, как ты знаешь, недобрый знак. Кроме того, Джон Данбит выбрал себе другую карьеру. Он умен, хладнокровен, удачлив, предприимчив, умеет делать деньги. Не то чтобы он в них особенно нуждался, их у него и так достаточно, особенно у его матери. К тому же он американец.
– Только наполовину. – Роберт позволил себе улыбнуться. – И от тебя я меньше всего ожидал, что ты мог бы его в этом упрекнуть.
– Я и не упрекаю. Я ничего не имею против Джона Данбита. Честно. Он был чрезвычайно способным и развитым мальчиком. Но представить его в роли помещика? Что он будет делать здесь, в Бенхойле? Ему всего двадцать восемь. – Чем больше Родди думал об этом, тем абсурднее казалась ему эта мысль. – Наверное, он даже не знает, с какой стороны подойти к овце.
– Этому нетрудно научиться.
– Но почему все-таки Джон?
Они мрачно переглянулись. Родди вздохнул:
– Я знаю почему. Потому что ни у Джока, ни у меня нет детей. Больше передать некому.
– И что, по-твоему, будет с Бенхойлом?
– Скорее всего, он продаст имение. Жаль, конечно, но, честно говоря, я просто не представляю себе, как еще он может им распорядиться.
– Сдавать внаем, например, или приезжать сюда на выходные или в отпуск.
– Дачный домик с четырнадцатью спальнями?
– А если продать дом и оставить за собой землю?
– Ему не удастся продать дом без права на охотничьи угодья, а земля необходима Дейви Гатри для выгула овец.
– Если он продаст Бенхойл, что станет с тобой?
– Имение стоит шестьдесят четыре тысячи долларов, не так ли? А что я? Я прожил здесь в общей сложности, исключая отъезды, всю жизнь. Слишком долгий срок, чтобы оставаться на одном месте. Я уеду. Поеду за границу. Куда-нибудь подальше. – (Роберт представил себе Родди на Ибице в панаме и засмеялся.) – Например, в Криган.
– Теперь ты все знаешь, – сказал Роберт, допил виски и поставил пустой стакан. – Надеюсь, общими усилиями нам удастся как-то все это уладить. Думаю, Джон рано или поздно приедет сюда, то есть в Бенхойл. Ты не возражаешь?
– Нисколько. В любое время. Пусть позвонит мне.
Они направились к двери.
– Буду держать тебя в курсе.
– Спасибо. Кстати, Роберт, спасибо тебе за то, что приехал. И вообще за все.
– Мне будет не хватать Джока.
– Нам всем будет его не хватать.
Он уехал, направляясь в Инвернесс на свою деловую встречу, полный забот деловой человек. Родди проводил удалявшийся «ровер» взглядом. Наконец-то он остался один, наконец-то все позади. Все прошло на удивление гладко. Никаких накладок, порядок на похоронах был образцовым, по-солдатски четким, будто их организовал сам Джок, а не его несобранный брат. Родди глубоко вздохнул – не то с облегчением, не то с грустью. Посмотрел на небо, услышав гогот невидимых за облаками диких гусей. Из узкой долины повеяло морским ветерком, и синевато-серая поверхность озера покрылась рябью.
Джока больше нет, и Бенхойл теперь принадлежит молодому Джону. Возможно, этот день был не только концом начала, но, если Джон решит продать все, он станет началом конца. Потребуется время, чтобы привыкнуть к этой мысли. Но в книге жизни Родди содержался единственный рецепт для решения подобных грандиозных проблем – действовать медленно и не спеша, без суеты, шаг за шагом, и никакого предвосхищения событий. Никаких поспешных действий. Жизнь сама расставит все по местам.
Родди посмотрел на часы. Они показывали половину первого. Его мысли переключились на остаток дня, и вдруг он вспомнил о едущей сейчас в машине молодой паре, собирающейся провести в Бенхойле пару дней. Об Оливере Доббсе, его подружке и их ребенке. Оливер ведь из тех мужчин, рядом с которыми всегда крутятся женщины.
Они могут приехать в любой момент, и это немного взбодрило его. День выдался печальным, думал Родди, но, закрывая окно, Господь обязательно открывает дверь. Он не был уверен, можно ли отнести эту старую мудрую пословицу к Оливеру Доббсу, но, понимая, что просто нет времени предаваться бесплодной скорби, нашел в этой мысли утешение.
Однако, подумав об утешении, он тотчас же вспомнил о физических страданиях, которые ему пришлось вынести в это утро.
А все его килт, юбка шотландского горца! Он не надевал этот костюм больше двух лет, но посчитал, что на похоронах хозяина Бенхойла обязательно должен появиться в килте. Утром, достав пропахший нафталином костюм из гардероба, он обнаружил, что юбка с трудом сходится у него на талии. Помучившись с застежкой минут пять, а то и больше, он вынужден был пойти в большой дом и обратиться за помощью к Эллен Тарбат.
Он нашел ее на кухне, одетой в иссиня-черный костюм, предназначенный специально для похорон, и в самой мрачной шляпке – впрочем, среди ее шляпок не было ни одной, которая не повергала бы в уныние, – уже прикрепленной к прическе огромной шляпной шпилькой с блестящей головкой из черного янтаря. Эллен оплакала смерть Джока вдали от посторонних глаз, в одиночестве, в своей спальне наверху. Теперь, осушив слезы, поджав губы, она протирала стаканы для виски, перед тем как расставить их на покрытом камчатной скатертью столе в библиотеке. При появлении Родди, придерживающего на талии юбку, словно банное полотенце, Эллен, произнеся, как он и предполагал, «я так и знала», отложила в сторону полотенце и отважно бросилась ему помогать и изо всех сил, таившихся в ее тщедушном теле, стала тянуть кожаные ремешки юбки, подобно худосочному конюху, пытающемуся затянуть подпругу на огромной раскормленной лошади.