Двадцать пять лет на Кавказе (1842–1867) - читать онлайн книгу. Автор: Арнольд Зиссерман cтр.№ 161

В двадцати верстах от Грозной, в укреплении Горячеводском, занятом линейным батальоном, главнокомандующий приказал ударить тревогу, желая удостовериться, все ли люди явятся на сборное место. Когда роты построились, Муравьев послал своих адъютантов по всем хатам и казармам осмотреть, не остался ли кто дома. Бывший тут же полковник Мейер, начальник штаба казачьего войска, совсем постороннее лицо, из желания прислужиться тоже поскакал и через несколько минут с торжеством притащил найденного в какой-то лачуге солдата, помертвевшего от страха. По собранным тотчас справкам оказалось, что солдат только на днях выписан из госпиталя после тяжкой болезни и по требованию медика освобожден на некоторое время от служебных обязанностей для укрепления в силах. Об этом барон Врангель тут же доложил главнокомандующему, не принявшему, однако, этого в резон и приказавшему наказать солдата розгами. Подобало ли это главнокомандующему и какое впечатление должна была произвести на войска такая жестокость, да еще несправедливая?..

Приехав, наконец, в Тифлис и оглядевшись, главнокомандующий послал военному министру подробное извещение о своей поездке и ее результатах. Бумага эта произвела в Петербурге необычайный эффект, все в ней изложенное было признано весьма дельным, многие высшие военные лица добивались в Военном министерстве достать копию и прочее. Через много лет после случилось и мне прочитать этот документ, из которого, оставив в стороне все подробности, главнейший вывод тот, что генерал Муравьев нашел на Кавказской линии несоразмерно большое число войск, тогда как за Кавказом в них чувствовался значительный недостаток. Поэтому он нашел нужным скомбинировать такие распоряжения, вследствие коих оказалась возможность двинуть за Кавказ восемь батальонов, три донских казачьих полка и две артиллерийские батареи. Результат, положим, немаловажный, но для достижения его вовсе не требовалось никаких особенных соображений, которые поражали бы необычайностью и доказывали, что предместник Муравьева князь Воронцов или даже временно после него заведовавший краем Реад не могли додуматься до того же.

Дело в том, что в 1854 году для сближения с действовавшими на Кавказе войсками их резервов, составлявших при тогдашней организации армии совершенно отдельные, кавказскому начальству не подчиненные части, была придвинута из Таганрога и его окрестностей Кавказская резервная дивизия, состоявшая из шестых батальонов каждого полка, имевших свое прямое назначение в образовании рекрут и отсылке их подготовленными в полки. Затем ввиду коалиции, грозившей России, были сформированы еще и седьмые, запасные батальоны, образовавшие особую запасную дивизию, с той же целью подготовки рекрут и пополнения убыли в действующих войсках. И резервная, и запасная дивизия были расположены на Кавказской линии как для более удобного размещения по русским деревням и казачьими станицам, что давало им возможность спокойно заниматься своей специальностью, фронтовыми учениями, так – и это еще важнее – для более легкого и дешевого их продовольствия, ибо провиант, обходившийся на Кавказе, в 7–8 рублей за четверть, за Кавказом, на театре военных действий против турок, доходил до 25–30 рублей за четверть! Вместе с тем резервные батальоны, как уже более подученные, расположены были ближе к местам, входившим в сферу действий непокорных горцев за Кубанью и Тереком, служили некоторым образом и усилением средств обороны против них – средств ослабленных движением отсюда нескольких батальонов в Турцию. Таким образом, обе эти дивизии, из коих первая, резервная, не могла считаться достаточно боевой, а вторая и вовсе к тому неспособная, имели свое специальное назначение, изменить которое мог только главнокомандующий, облеченный обширной властью и могущий брать на свою ответственность решительные распоряжения, сопряженные к тому же с весьма значительными затратами казны. Князь Воронцов, оставивший край в марте 1854 года, еще до прибытия резервной и сформирования запасной дивизии, само собой, ничего в отношении их и не мог сделать, а мало знакомый с краем генерал Реад, как калиф на час, не мог решиться на такого рода распоряжения, тем более что обеспечение Северного Кавказа и свободного по нему пути сообщения с Россией не могло не считаться даже важнее лишней победы над турками в Азии, где и с бывшими уже там войсками Андроников и Бебутов одержали четыре блистательные победы. А весь 1854 год попытки Шамиля перейти в серьезное наступление, хотя и терпевшие неудачи, давали, однако, повод допускать, что он будет употреблять дальше бо́льшие усилия и при малейшем успехе может поставить нас в крайне критическое положение.

Новый главнокомандующий, приехав в начале 1855 года и убедившись, что опасения относительно Шамиля преувеличены, нашел возможным взять восемь резервных батальонов за Кавказ, прибавив к ним и три Донских полка с частью артиллерии, прибывших на Кавказскую линию тоже лишь в 1854 году, со специальным назначением усилить оборону против горцев, так как местные казаки выслали много людей на театр войны в Турцию. Эти восемь батальонов по распоряжению самого же Муравьева простояли, впрочем, все время кампании в окрестностях Тифлиса в виде резерва и на следующий год возвратились опять на линию; продовольствие их обошлось там втрое дороже.

Кроме того, генерал Муравьев приказал сделать еще некоторые изменения в дислокации местных войск, то есть линейных батальонов, передвинув в одном месте две роты, в другом – одну из их постоянных квартир на передовые линии. Подобные передвижения опять-таки мог совершить своей властью лишь главнокомандующий, да и особое значение в случае наступления серьезных обстоятельств они едва ли могли иметь, ибо одна, даже две роты линейного батальона, в сущности, сила весьма проблематическая, хотя бы и против кавказских горцев.

В той же бумаге главнокомандующий указал на два обстоятельства, по его мнению, весьма вредно влиявшие на положение дел на Кавказе. Во-первых, на слободки женатых солдат при разных крепостях и штаб-квартирах, принужденных расходовать лишних людей для их прикрытия, для разных построек и прочего; во-вторых, на перевод драгунского полка из его прежней квартиры Караагач в Дагестане – перевод, который, лишив Лезгинскую линию кавалерии, усилил там набеги горцев и поставил эту часть края в постоянно опасное положение.

В обоих этих взглядах Н. Н. Муравьева очевидно недостаточное знакомство с местными условиями края. Постараюсь показать это в самых кратких общих чертах, достаточных, однако, для всякого хорошо знакомого с Кавказом, чтобы убедиться, что я не наобум рискую обсуждать взгляды такого авторитетного деятеля.

Что касается слободок женатых солдат, то достаточно сказать, что мы на Кавказе воевали не для того, чтобы разбить неприятеля и уйти затем восвояси; мы завоевывали край, населенный дикими воинственными горцами-мусульманами, и колонизация его русскими поселениями была единственная мера, дававшая возможность и прочно в нем утвердиться, и превратить его не в постоянный военный лагерь, а в окраину, подлежащую полной ассимиляции с государством. Главными поселениями были казачьи станицы, но они по особым условиям казачьих войск не везде могли быть размещаемы, для них нужны были большие пространства удобных земель, которые давали бы им средства жить и служить вполне на свой счет. Слободки же семейных солдат ютились на ограниченных пространствах и были вполне довольны, имея огороды и возможность прокормить несколько коров. А между тем пользу они приносили, и немалую, ближайшим к ним частям войск, обреченным на вечное бивуакирование среди враждебного азиатского населения. Из них выделялась также часть людей в образовавшиеся исподволь новые казачьи станицы, для чего одних коренных казаков оказывалось недостаточно. Были даже такие станицы, где большинство казаков состояло из перечисленных женатых солдат: в самой Грозной, например, вся слободка была обращена в казаков и составляла такую лихую сотню, что ни перед какой старой прославленной казачьей дружиной краснеть ей не приходилось. Эта сотня послужила ядром, из которого сформировался 2-й Сунженский казачий полк, с честью соперничавший и с 1-м Сунженским (Слепцовским), и с Гребенским полками. Князь Воронцов, не держась исключительно точек зрения корпусного командира, а руководствуясь более широкими взглядами государственного человека, напротив, покровительствовал и образованию слободок, и всяким постройкам торговых, промышленных заведений, основательно считая упрочение этим путем нашего обладания краем более прочным, чем одним оружием. Вызывавшиеся этим некоторые неудобства для фронтовых целей или некоторые лишние затраты окупались выгодами, плоды коих должны были выказаться в будущем; и он не ошибся: без подобных мер мы и теперь еще стояли бы лагерем на Кавказе. Что при этих случаях бывали и злоупотребления – несомненно, но где же и когда совершали люди что-нибудь без этой язвы, присущей большинству, и притом не в одной только России? Нельзя же, как немцы говорят, das Kind mit dem Bade ausschütten, то есть вместе с грязной водой выбрасывать то, что в ней мылось.