Двадцать пять лет на Кавказе (1842–1867) - читать онлайн книгу. Автор: Арнольд Зиссерман cтр.№ 132

Мне ничего более не оставалось, как исключить кое-где несколько лишних повторений, для виду переменить несколько слов и опять повторить, что рапорт так прекрасно написан, что я решительно ничего больше и лучше придумать не могу.

Майор был просто в восторге, жал мне руку, даже заговорил что-то о совершенном недоразумении, бывшем причиной частых его со мной неудовольствий, о том, что нет ничего приятнее, как иметь дело с умным человеком – одним словом, принял мои слова о его сочинении за чистую монету и в порыве торжествующего самообольщения воскликнул:

– Апропо-с, славная мысль сейчас пришла мне в голову! Я вас командирую с донесением к командующему войсками. Выберем лучших двадцать пять лошадей из отбитых, посадим на них солдат, и с конным конвоем вы на другой день можете доехать. Это, знаете-с, шик будет, черт возьми! Вдруг по Шуре едут верхом дагестанцы с отбитыми значками, все спрашивают: что такое? Майор Б. со вверенным ему батальоном разбил огромную партию!.. Хе-хе-хе, ведь это мое почтенье-с!

Признаюсь, грешный человек, я и сам в восторг пришел от гениальной идеи майора. Прокатиться в Шуру при таких исключительных условиях, еще более обеспечить себе верность получения награды, быть некоторым образом героем дня в столице, нашей, дагестанской столице – в самом деле, славно. Я рассыпался в благодарностях.

Майор тотчас же сделал все распоряжения, засуетился, призвал писаря и засадил у себя за переписывание реляции; потребовал фельдфебелей, приказал назначить по одному унтер-офицеру и семи рядовых от трех рот, бывших в деле, да горниста; послал за адъютантом, чтобы составил приложения о выпущенных патронах, раненых, числе отбитых ружей и прочем. В довершение не выпустил меня без ужина и нескольких стаканов кахетинского, сыпал остротами, шуточками, спрашивал, как я думаю, что ему дадут – Анну на шею или золотую саблю?..

Ушел я от него, наконец, уже в полночь.

На другой день часов в девять утра, выслушав многократные наставления майора, что говорить и отвечать командующему войсками, я выехал из Кутиш с 25 конными солдатами, неумело взбиравшимися на лошадей, со своими неуклюжими ружьищами за спиной, не могшими никак вдеть в стремена своих ног, обутых в сапожища, созданные не для кавалеристов.

Отдохнув часа два в ауле Оглы у стоявших там рот 3-го батальона, с завистью слушавших мои рассказы о деле, я в сумерки доехал до Дженгутая и ночевал там у Ивана Давыдовича Лазарева. Он, между прочим, рассказал мне, что от лазутчиков уже имел сведения о сборе партии Мусы-Дебира и потому рано утром 24-го числа выехал со своей конницей в Оглы, около которого ожидал прорыв, но сведение о нападении получил только часов около одиннадцати, и хотя проскакал верст двадцать до высот почти в галоп, но опоздал и, поднявшись на гору, увидел уже хвост уходившей партии, догнать которую на сильно измученных лошадях не было возможности, тогда он вернулся на ночь в Оглы, и недавно только сам приехал оттуда домой, послав уже, впрочем, донесение командующему войсками о нашем успешном деле по рассказам чоглинских жителей.

Я был не совсем доволен таким известием, ибо мое появление будет уже не сюрпризом…

26-го числа часов в одиннадцать я подъехал со своим необычным конвоем, обращавшим на себя внимание всех встречных, к дому командующего войсками. Не успел я спешиться и построить людей в некоторый порядок, как на крыльце показался князь Григорий Дмитриевич Орбельяни с несколькими лицами, в том числе и с нашим полковым командиром, смотревшим, по обыкновению, серьезно, что называется сентябрем.

– Здорово, братцы-дагестанцы!

– Здравия желаем, ваше-ство!

– Ну, спасибо вам, молодцы: хорошо побили татар.

– Ради стараться, ваше-ство!

Я подошел и подал пакет, а унтер-офицеры внесли значки.

– Ну, расскажите нам, как было дело, обратился ко мне князь.

На секунду я, признаться, оторопел. Врать согласно рапорту, думаю, или говорить правду?..

Я начал лавировать, понемножку скрашивать, но и не говорить о маневрах, смыкании, размыкании и т. п. Выходило довольно гладко и более или менее картинно.

– Славно, славно! Очень рад, что проучили этих негодяев. Теперь не скоро сунутся в другой раз. Молодцы ваши люди, Павел Николаевич, – обратился князь уже к полковнику Броневскому. – Пожалуйста, представьте их к наградам, я буду ходатайствовать.

Передав нераспечатанный конверт исправлявшему должность начальника штаба Федору Федоровичу Радецкому (ныне знаменитому шипкинскому герою), Григорий Дмитриевич просил его прочитать громко.

Все смолкло. Началось чтение. Я стоял, как на иголках, бросая взгляды по сторонам. Князь по временам только вставлял: «Ого, целая битва! Ай да Б., молодец!». А у читавшего и многих слушателей улыбки сменялись улыбками…

Наконец, чтение кончилось, к величайшему моему удовольствию. Князь поблагодарил меня за приятное известие и пригласил остаться к обеду. Я подошел к полковому командиру и подал ему другой пакет, в котором был дубликат реляции. Он вышел со мной к людям, в свою очередь, поздоровался с ними, сказал спасибо и приказал им отправляться отдыхать на полковой двор, а меня расспросил о разных батальонных делах и затем заметил: «Мне не нравится, однако, что солдат посадили на лошадей – это непорядок: пехота не драгуны, передайте майору Б.».

За весьма многолюдным обедом князь обратился ко мне со стаканом вина и произнес: «Пью за здоровье молодецкого 1-го батальона Дагестанского полка», на что я ответил несколькими словами благодарности за честь и от имени батальона выпил за здоровье командующего войсками, что было подхвачено, конечно, всеми присутствующими с большим оживлением, а П. Н. Броневский кинул в мою сторону одобрительный взгляд. Ну, думаю себе, это главное, а то если он останется недоволен, поминай как звали, сладкие мечтания о награде…

Разыграв в течение двух-трех дней героя, по десяти раз повторяя рассказ о деле перед высшими и равными, перед мужским и дамским знакомым населением столицы, насладившись баней, хорошими обедами, преферансом и прочим, я отправился обратно уже с пешим конвоем: лошадей у нас взяли с тем, что они будут проданы и деньги, по усмотрению полкового командира, будут розданы в роты.

В Кутишах между тем все, а майор в особенности, высмотрели себе все глаза в ожидании моего возвращения. Когда на третий день я подходил к нашей темно-серой, уныло пригнездившейся к горе массе мрачных каменных саклей, чуть не весь батальон высыпал мне навстречу с вопросами: «Ну что, как?..». Я рассказал все, как было, и для утешения Б. приукрасил комплименты и похвалы ему лично командующего войсками, промолчав пока о замечании полкового командира насчет «драгун». Особенно понравилось майору, что рапорт его был читан при стольких штабных и важных лицах и что был самим князем предложен тост за его батальон. Рассказ я должен был повторять несколько раз, причем особенно ударял на места, до полководца касавшиеся. В результате был обед с приличной обильной выпивкой, к которому приглашены все ротные командиры и артиллерийский офицер.