Двадцать пять лет на Кавказе (1842–1867) - читать онлайн книгу. Автор: Арнольд Зиссерман cтр.№ 117

Все эти сведения были чрезвычайно интересны. Я, однако, заявил Омару свои сомнения насчет возможности измены Гаджи-Мурата делу мюридизма, тем более что в горах он был один из виднейших, известнейших предводителей, пользовался большим почетом, а перейдя к русским, должен был бы поселиться где-нибудь в России и доживать век незаметным человеком, без всякой деятельности, что не могло соответствовать его самолюбию и джигитским наклонностям. Я даже сомневался в серьезности самой ссоры, потому что Шамиль, со своей стороны, не так легко решился бы лишиться навсегда содействия такого смелого и опытного человека, единственного, можно сказать, успешно действовавшего против нас наиба.

Омар был того же мнения и не хотел верить, чтобы Гаджи-Мурат передался русским, которые могут и повесить его за многократные набеги и разорения.

В это время мы узнали, что в Шуру ожидают главнокомандующего князя Воронцова, совершавшего один из обычных объездов по краю. Я попросился у Соймонова и поехал в Шуру, надеясь увидеться с кем-нибудь из старых знакомых в свите князя. Узнав, что в числе приехавших находился В. П. Александровский, я отправился к нему.

Василий Павлович очень обрадовался, увидев меня, стал расспрашивать о службе, походе и т. д. Между прочим сообщил мне, что князь получил известие о желании Гаджи-Мурата бежать к нам, что он только просит обещания князя не подвергать его казни или ссылке и что он постарается сослужить нам верой и правдой. Я и Александровскому выразил те же сомнения, о которых упоминал выше, и прибавил, что, во всяком случае, доверяться азиатцам вообще, а такому, как Гаджи-Мурат, в особенности, отнюдь нельзя. Если бы он действительно явился, то, само собой, это было бы хорошо, лишило бы Шамиля лучшего помощника и во многом обезопасило бы нас от набегов; что не только казнить его нет резона, но даже оказать ему хороший прием, дать денег, орденов, пожалуй, можно, – только услать бы его куда-нибудь подальше на жительство и уж ни в каком случае не доверяться в смысле полезной службы против горцев.

– А князь, кажется, напротив, очень рад заявлению Гаджи-Мурата и рассчитывает извлечь из него много пользы.

– Может быть, ошибаюсь, – сказал я, – но думаю, что «волка, сколько ни корми, он все в лес смотрит», и я не доверяю ни одному горцу, сколько бы он ни клялся в преданности нам.

– Но ведь Гаджи-Мурат совсем рассорился с Шамилем и, уж раз бежав, едва ли рискнет возвратиться?

– Во-первых, вся эта ссора что-то мне подозрительна и, во всяком случае, едва ли так серьезна, как о ней говорят; во-вторых, Шамиль и Гаджи-Мурат очень хорошо понимают, что им лучше жить в обоюдном согласии, и потому найдут удобные условия для совершенного примирения, для чего стоит только Мурату раскошелиться и послать в тощую казну имама несколько тысяч звонких рублей; в-третьих, Гаджи-Мурат был нашим офицером и бежал к Шамилю, теперь бежит от Шамиля к нам, почему же ему не бежать опять от нас к Шамилю? Не на честное ли слово его положиться?..

После этого разговора В. П. Александровский предложил мне представиться князю, которому приятно будет видеть меня фронтовым офицером, да и вообще не бесполезно-де освежить себя в памяти наместника. Я поблагодарил и на другой день благодаря любезности В. П. действительно был потребован к князю, который встретил меня своей всегдашней дружественной улыбкой, расспросил, где служу, что делаю и т. д., сказал несколько ободрительных слов и отпустил.

На следующий день был назначен отъезд князя Михаила Семеновича из Шуры, и я зашел к Александровскому попрощаться. При этом я просил его убедительнейше сделать что-нибудь в Тифлисе для скорейшего окончания все еще беспокоившего меня дела о не оказавшихся после смерти Челокаева деньгах (о чем подробно рассказано в первой части), что он и обещал мне с полной готовностью.

Вскоре после этого стало известно, что Гаджи-Мурат действительно бежал с гор и с двумя или тремя преданнейшими мюридами явился в Тифлис. Князь Воронцов принял его весьма милостиво: ему отвели хорошее помещение, отпускали ежедневно, кажется, по пяти полуимпериалов, приглашали на обеды, возили в театр, давали верховых лошадей для прогулок по окрестностям города, он присутствовал на парадах войск – одним словом, любезностям не было конца. Прожив довольно долго в Тифлисе, Гаджи-Мурат обещал оказать нам великие услуги и просил предварительно позволения объехать наши передовые линии, чтобы познакомиться с расположением войск и укреплений. Согласие было дано, и он, побывав во Владикавказе и Чечне (подробности этих поездок мне, впрочем, достоверно неизвестны), проехал на Лезгинскую линию в Закаталы, а оттуда – в Нуху, где и остался временно жить. В качестве ассистента к нему был назначен особый офицер, имевший секретное поручение наблюдать строго за гостем. Кроме того, нухинский уездный начальник полковник Карганов прикомандировал еще квартального надзирателя из туземцев Халил-бека и казачьего урядника. Почти каждый день после обеда Гаджи-Мурат в сопровождении своих трех мюридов и еще одного возвратившегося из бегов джарского лезгина, а также Халиль-бека и урядника ездил гулять по окрестностям Нухи.

В апреле месяце 1852 года он однажды немного позже обыкновенного выехал на прогулку и, удалившись верст на 6–7 от города, вдруг выхватил из-за пояса пистолет, убил наповал урядника, один из его мюридов тяжело ранил квартального, и все пятеро поскакали по дороге к Элису. Но рассчитав, что вслед за ними последует погоня и, без сомнения, по направлению в горы, к ущелью Самура, где легко наткнуться на наши войска, он, вероятно, по совету изменника – джарского лезгина, хорошо знавшего местность, решился на хитрость, которая могла ввести преследующих в обман и дать ему возможность скрыться. Вместо того чтобы броситься в горы, беглецы пустились, напротив, внутрь края, с целью переправиться через Алазань на Нухинскую почтовую дорогу, куда никому и в ум бы не пришло кинуться за ними в погоню, затем, проехав почтовой дорогой вверх по Алазани, опять переправиться на левый ее берег и лесами, между сочувствующих мюридизму аулов Закатальского округа, на Белокань, уже пуститься в горы. Хитрость удалась бы непременно, если бы не помог нам случай.

Проскакав от места убийства еще 5–6 верст, Гаджи-Мурат со своими спутниками в виду аула Беляджик бросился в сторону от дороги, по направлению к Алазани. В это время уже смерклось, они попали на сплошные рисовые поля, как известно, искусственно заливаемые водой, и бросаясь то вправо, то влево, никак не могли попасть на тропинку, а все вязли в топях. Пробившись таким образом часа два и замучив лошадей, они решились забраться в видневшийся вблизи кустарник и дождаться там рассвета.

Между тем оставшийся в Нухе прикомандированный к гостю офицер, когда уже стемнело и Гаджи-Мурат с прогулки не возвращался, стал беспокоиться и поспешил заявить уездному начальнику. Полковник Карганов, отлично знавший туземцев, уже давно подозрительно относился к беглому наибу, и как только ему стало известно такое долгое отсутствие его, не сомневался в возможности побега. Вслед за тем дали ему знать, что нашли на дороге убитых урядника и квартального. Схватив тогда все то, что можно наскоро собрать из вооруженных жителей, и послав приказания в ближайшие аулы, чтобы конные скакали за ним, Карганов пустился по следам беглецов в надежде узнать от кого-нибудь об их направлении. В то же время он послал нарочных вперед в Элису к приставу, чтобы тот тоже собрал милиционеров и разослал известия во все стороны.