– Хорошенькое дело.
– Ну-ну, твой брат тоже через многое прошел. Он вернется в школу, когда будет готов.
– Конечно, пап.
– А теперь я хотел бы познакомиться с твоей подругой!
Айви занята, она заваривает себе чай. Я громко кашляю, чтобы дать знать, что мы идем, она поднимает взгляд, и ее глаза распахиваются от удивления.
– Пап, это Айви. Мы соседки по комнате в Иллюмене.
– Приятно познакомиться, – говорит он, делая шаг вперед, чтобы притянуть ее в крепкие объятия. Растерянное выражение на ее лице заставляет меня расхохотаться.
– Надеюсь, жить с нашей Диди не так уж трудно. Я знаю, она бывает неряхой.
– Папа!
Айви смеется.
– Нет, она нормальная.
– Тогда, должно быть, она переняла у тебя хорошие привычки. Ладно, девочки, мне пора вернуться к делам. Не спешите, но вы должны уехать отсюда к…
– Не беспокойся, мы не задержимся, – быстро перебиваю его я.
– Хорошо. – Он целует меня в макушку, затем идет назад к своему офису.
– Итак, это знаменитый мистер Вагнер.
– Не знаю, насколько он знаменит…
Айви пожимает плечами.
– Он кажется неплохим.
Я делаю глоток чая и не отвечаю. Мы пьем в дружеском молчании. Она больше ничего не спрашивает о моем отце, и я ей благодарна. Она – одна из первых моих подруг, которая не чувствует необходимость каждую секунду заполнять разговорами. Когда-то давно я бы возненавидела эту тишину. Теперь я ценю ее.
Я испускаю долгий вздох.
– Итак, расскажи мне побольше о вечеринке в следующую субботу?
Взгляд Айви вспыхивает.
– О, это отличная штука… наша ежегодная традиция. – Затем она задумывается. – И первая большая вечеринка с тех пор, как Лола… ну, ты понимаешь. И, вероятно, это делает вечеринку еще более важной. Араминта организует ее. Лучше уж ей постараться.
– Но что такое Сайман? – Я съеживаюсь, потому что произношу слово совершенно неправильно. – Никогда о нем не слышала, пока не попала в Иллюмен.
– Са-майн, не Сайман. Древний праздник смены времен года. Думаю, он зародился еще во времена друидов. Сейчас его ассоциируют с викканской религией, поскольку он часто выпадает рядом с Хэллоуином, и их иногда путают, но между ними нет ничего общего.
– О, – выдыхаю я слегка разочарованно. – Что, никаких переодеваний и костюмов?
– Разве я такое говорила? – отвечает Айви со злой усмешкой. – Не костюмы как таковые, но наряды, да. В наши дни в Иллюмен Холле этот праздник не имеет никакого религиозного значения, но во всем мире к нему относятся очень серьезно.
Тянусь и хватаю Айви за руку.
– Я только что придумала кое-что получше. Идем!
37. Айви
Одри ведет меня в свою спальню, и я вытягиваю шею, разглядывая голые белые стены. Спальня холодная, почти стерильная. Ясно, что она почти не бывает тут, и я думаю, что дизайн интерьера и мебель выбирала не она. Тут нет ничего, что ассоциировалось бы с ней. Не то что в нашей комнате в Иллюмене, с ее желтым пододеяльником и стеной за кроватью, покрытой обложками старых виниловых пластинок и вырезками из журналов. И не видно никакого обычного для нее беспорядка: не ощущается вообще никакого ее присутствия тут.
Кровать – королевского размера, простыни идеально отглажены и аккуратно заправлены. Красивый белый бархатный плед изящно накинут на один угол. Зеркальный шкаф занимает всю стену, а цитата, тщательно выведенная как бы рукописным шрифтом на одной из дверей, гласит: «Живи, люби, смейся». От этого внутри меня будто что-то обрывается. Одри открывает одну из дверок шкафа, нажимая на боковину зеркала, оно скользит, и показывается распределенная по цветам одежда. Это не похоже ни на что из того, что я видела раньше, и я чувствую укол зависти. Ни одна из этих вещей не соответствует моему стилю, но мне интересно, каково это – жить так. Одри может ни о чем не беспокоиться.
– Итак, какая, говоришь, атмосфера должна быть на этой вечеринке в честь Самайна?
Она достает красивое, с блестками, платье в пол, которое ловит солнечный свет, проникающий через окно, и отбрасывает по всей комнате маленькие яркие пятнышки.
– Не такая, – смеюсь я, даже несмотря на то что в этом платье она выглядела бы совершенно потрясающе. – У тебя есть что-нибудь черное? Мне кажется, большинство придет в темном, в чем-то таком в вампирском стиле или перекликающемся с темой осени. – Я выглядываю из окна ее спальни и вижу двух садовников, подрезающих прекраснейший маленький цветник внизу. Если верить обширным познаниям мистера Тавистока, это хризантемы, но, глядя отсюда, не могу сказать наверняка.
– Как ты вообще живешь с такой кучей вещей? – брякаю я, не подумав.
– Ты про одежду? – Одри смеется. – Если твоему отцу больше нравится, когда ты тусуешься с его кредиткой, то можно накупить кучу дерьма, которое тебе не очень-то нужно. – Она снова смеется, но как-то принужденно. И начинает складывать платья в маленький чемоданчик. Интересно, это ее мама поддерживает такой безукоризненный порядок в комнате или у них есть экономка? Я бы не удивилась.
Одри снимает чемодан с постели и хлопает в ладоши.
– Вот так, должно быть достаточно вариантов! Признаюсь, не ожидала, что смогу надеть это в скучной английской школе-интернате. Ну что, пойдем? Вызову такси.
– Конечно.
Я пропускаю ее вперед и иду следом.
Такси подъезжает, и мы с Одри забираемся на заднее сиденье, втискивая чемодан между нами.
Как только мы выезжаем с подъездной дорожки, подъезжает красная «Ауди-ТТ». Я мельком вижу за рулем женщину. Ее аккуратный светлый боб и огромные солнцезащитные очки.
Мы обе поворачиваемся друг к другу, быстро моргая, как будто не можем поверить в то, что только что увидели. Одри нарушает молчание:
– О боже. Это была миссис Эббот?
– Не уверена, что мне нравится, к чему это все идет, – ворчит Одри, пока мы спешим через двор к главным воротам. Уже стемнело, огни подъездной дорожки отбрасывают под ноги странные тени.
– Верь мне.
– Я это уже слышала, – бормочет Одри, оборачивая шарф вокруг шеи.
Мы проходим мимо большого коттеджа в стиле Тюдоров, перед которым припарковано красное авто.
– Похоже, миссис Эббот вернулась после своего дневного приключения. Давай поторопимся. Я бы предпочла, чтобы нам не задавали вопросов.
Одри ускоряет шаг, и мы бегом проносимся мимо окон коттеджа.
– Интересно, зачем она приходила ко мне домой? Может, у меня проблемы?
– А у папы ты не можешь спросить?
– Честно говоря, думаю, он бы предпочел, чтобы я не совала нос в его дела.