Русский Зорро, или Подлинная история благородного разбойника Владимира Дубровского - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Миропольский cтр.№ 8

Один раз задумалось вельможному гетьману послать зачем-то к царице грамоту. Тогдашний полковой писарь, – вот нелёгкая его возьми, и прозвища не вспомню… Вискряк не Вискряк, Мотузочка не Мотузочка, Голопуцек не Голопуцек… знаю только, что как-то чудно начинается мудрёное прозвище, – позвал к себе деда и сказал ему, что, вот, наряжает его сам гетьман гонцом с грамотою к царице…

Дубровский был заворожён с первых слов и дивился произошедшей перемене. Перед слушателями сидел уже не застенчивый молоденький провинциал, но талантливый актёр. Гоголь живо преображался в каждого из своих героев, меняясь даже в лице и повадках, и мягкий малоросский выговор лишь придавал ему очарования.

Ахнул дед, разглядевши хорошенько: что за чудища! рожи на роже, как говорится, не видно. Ведьм такая гибель, как случается иногда на Рождество выпадет снегу: разряжены, размазаны, словно панночки на ярмарке. И все, сколько ни было их там, как хмельные, отплясывали какого-то чертовского тропака. Пыль подняли Боже упаси какую! Дрожь бы проняла крещёного человека при одном виде, как высоко скакало бесовское племя. На деда, несмотря на весь страх, смех напал, когда увидел, как черти с собачьими мордами, на немецких ножках, вертя хвостами, увивались около ведьм, будто парни около красных девушек; а музыканты тузили себя в щёки кулаками, словно в бубны, и свистали носами, как в валторны…

Исполненный восторгов Дубровский воротился в Петербург лишь под утро, а впечатлений от визита к Пушкину ему хватило для рассказов полковым товарищам на неделю.

Когда бы неделю спустя после первой встречи капитана Копейкина с Троекуровым кто-нибудь из поэтов увидал, как он снова выходит из генеральского дома, – непременно сравнил бы беднягу с уличным псом, которого трактирный повар шутки ради окатил водою.

Капитан явился на Литейный проспект уверенным, что ему чуть ли не прямо в руки выдадут заветный пенсион: вот тебе, голубчик, деньги за верную службу и страдания твои, пей и веселись! Известным путём Копейкин проковылял мимо швейцара со всеми его батистовыми воротничками, мордою мопса и сияющей булавою; занял укромное место в приёмной среди золотых эполет и дождался, пока Троекуров явится перед просителями. Тот немедля узнал капитана, однако сдвинул в недоумении брови, когда услыхал скороговорку в должностном слоге:

– Ваше высокопревосходительство, покорнейше прошу приказа вашего высокопревосходительства по одержимым болезням и за ранами…

– Погодите-ка, – оборвал его Троекуров. – Я и на этот раз ничего не могу сказать вам более, как только то, что вам нужно будет ожидать приезда государя из Царского Села. Тогда, без сомнения, будут сделаны распоряжения, а раньше я ничем помочь не могу.

Хотел Копейкин сказать, что последние деньги проживает в столице и доедает последний кусок хлеба – того гляди, с голоду помирать начнёт, – но пока с мыслями собирался, генерал уже к другим отошёл. Что тут поделаешь? Отправился и капитан восвояси, как мокрый пёс – хвост между ног, уши висят…

День-другой перетерпел, а потом снова к Троекурову. Только там швейцар, даже смотреть на него не желая, булаву поперёк дороги опустил со словами:

– Завтра приходите. Сегодня не принимают.

Копейкин пришёл назавтра и снова получил от ворот поворот. Через день – то же самое, через два… Так ещё неделя промелькнула: всё завтра да завтра, и денег уже осталось – кот наплакал, одна синюха несчастная в кармане с горстью медяков. Поначалу в трактире своём капитан едал щи на обед, и говядину ему подавали к ужину. А теперь изо всех удовольствий осталась только селёдка или солёный огурец с хлебом на два гроша в лавочке по соседству.

И ведь какая подлость! Гулял Копейкин туда-сюда по Петербургу из Коломны в Литейную часть и обратно, а вместе с тем аппетит разгуливался день ото дня просто волчий – впору себя самого съесть. Прежде капитан больше красотами столичными любовался, жизни земной почти не замечая. Зато теперь в глазах у него мутилось от запахов, словно весь город – одни сплошь ресторации на каждом шагу. Ковыляет Копейкин, а справа тянет котлеткой и трюфелями, которые повар-подлец в голландском белье снежно-белом, как назло, в этот миг на стол подаёт. Капитан шарахнется влево, а там ряды Милютинские – лавка на лавке, где и сёмга серебряная ноздри прохожим солью морской щекочет; и вишенки, словно ядра у пушки, одна к одной лежат аккуратными горками по пяти рублей, и арбузище боком глянцевым с лотка выглядывает, что твой дилижанс… Идёт капитан, слюнки глотает вперемешку со слезами, к дому Троекуровскому добирается, а там его ждёт одно и то же блюдо: завтра.

Спустя ещё неделю совсем оголодал Копейкин – никакого больше не было терпения, и есть ему хотелось просто зверски. Швейцара на Литейном калека штурмом взять не мог, но хитростью – получилось. Подкараулил капитан, пока генерал какой-то из просителей подъехал, и с ним заодно, стуча деревяшкой, проскользнул в приёмную. Начал Троекуров обходить всех, увидал Копейкина – и сказал, едва сдерживая раздражение:

– Вы снова здесь… Чем обязан? Кажется, я уже объявил вам, что по вашему делу надлежит ожидать решения государя.

Капитан на костыль покрепче опёрся, прижав к груди единственную руку.

– Помилуйте, ваше высокопревосходительство, в ожидании поиздержался до самой последней крайности. Можно сказать, не имею куска хлеба…

– Что же делать? Ждите, государь милостив. Не было ещё примера, чтобы у нас в России человек, приносивший услуги обществу, был оставлен без призрения! А я вам помочь ничем не могу. Старайтесь покамест помочь себе сами, ищите средств.

– Судите сами, какие средства я могу сыскать, не имея ни руки, ни ноги. На вас одна моя надежда.

У Троекурова желваки заходили под бакенбардами.

– Согласитесь и вы, – сказал он, всё ещё сдерживая себя, – что я не могу содержать вас на свой счёт. У меня много раненых, и все они имеют равное право. Вооружитесь терпением. Когда приедет государь, его монаршая милость вас не оставит.

– Я не могу ждать, ваше высокопревосходительство! – Вскинув голову, неожиданно сам для себя Копейкин заглянул прямо в глаза Троекурову, и слова его прозвучали без малейшего почтения.

От эдакой грубости кругом сделался возмущённый шум. В самом деле, толпившиеся в приёмной полковники с генералами ожидали важных и неотложных решений государственной значимости, а тут… «Вот ведь чёрт привязчивый!» – услыхал капитан откуда-то сбоку, и Троекуров, холодно смерив его взглядом, бросил на прощание:

– Мне некогда. Дела поважнее ваших требуют самоскорейшего исполнения, и цену каждой упущенной минуты вы вряд ли себе представляете. Желаю здравствовать!

С этими словами он повернулся было к следующему просителю, но Копейкин, вконец обезумевший от голода и безвыходности, ещё больше возвысил голос.

– Как будет угодно вашему высокопревосходительству, – на всю приёмную объявил он, – а только я не сойду с этого места до тех пор, пока вы не дадите резолюцию!