История противостояния: ЦК или Совнарком - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Войтиков cтр.№ 112

Сразу после вышибания сверхкомпетентного А. И. Рыкова последовали серьезные перемены, которые можно было признать положительными исключительно с точки зрения «коммунизирования» (используем термин Е. А. Преображенского) государственного аппарата: «Прослойка рабочих возросла почти в десять раз: было 3,2 % рабочих в аппарате Управления делами, а сейчас стало 30,6 %. Партийно-комсомольская прослойка в нашем аппарате с 31 % увеличилась до 51 %, а среди ответственных оперативных работников она увеличилась с 51 до 82 %, причем состав ответственных оперативных работников за последние годы обновился на 70 % – вместо ранее работавших оперативных специалистов, преимущественно выходцев из других партий ([…] Гордона, Розенберга, Целикмана и других представителей меньшевистской партии и даже некоторых партийцев, которые засиделись здесь в аппарате), в аппарат пришли члены партии с практической хозяйственной работы [и то слава Богу. – С.В.], пришла молодежь из Института красной профессуры, из советских вузов [сомнительной ценности пополнение с учетом уровня этих «вузов». – С.В.]. Это все дало возможность в работе аппарата правительственной организации добиться принципиальности и высокой партийности» ^[1547].

Перестройка партийной организации Управления делами СНК СССР шла полным ходом. Козлов доложил об этом: «Ячейка наша за последний год с небольшим выросла в два раза. Помню, когда я начал секретарствовать, в этой ячейке был 91 чел., а сейчас 180, по моим учетным документам, а за эти дни к нам прибыли еще товарищи, и у нас 185 человек. Что представляют они собой по социальному положению? Рабочих мы имеем 35 %, а по группе аппарата Управления делами процент несколько выше и равен 40; крестьян – 7, что составляет 3,9 %, а основная масса падает на служащих, т. е. 60,5 % (Читатель, Вы удивлены? – С.В.). Прочих – 1. По своему партийному стажу наша ячейка очень квалифицирована. Мы имеем 10 % подпольщиков, вступивших в партию до 1917 г., 50 % нашей ячейки вступили в партию с 1917 по 1921 гг., а остальные 40 % примерно [распределяются] так: вступивших в партию в период 1922–1925 гг. – 25 чел., или 14 %, в период 1925–1929 гг. – 30 чел., или 16 %, 3 процента падает на вступивших в последние годы. Задача бюро ячейки состояла в том, чтобы суметь мобилизовать этот квалифицированный состав на улучшение работы нашего аппарата, перестроить нашу партийную организацию, приблизить наших консультантов и низовое звено к конкретным условиям данного аппарата и к его задачам. В этих целях мы создали три цеховые ячейки: на Петровке цехячейку Комитетов, Госарбитража и Главконцесскома и цехячейку Комитетов в ГУМе. Наряду с этим, в Кремлевской части мы оставили 5 партийных групп, которые непосредственно подчинены бюро ячейки. И не так давно, в связи с ростом партийной группы на Петровке, мы разбили цехячейку там на 6 партийных групп. Сейчас одна группа Комитета по перевозкам отпадает в связи с ликвидацией этого комитета. В итоге такого приближения бюро ячейки к аппарату мы имеем [ощутимые] результаты. Наша партийная группа переключилась на конкретные вопросы повседневной борьбы за работу аппарата» ^[1548].

В. М. Молотов, вставший в 1930 г. во главе СНК СССР, но сохранивший верность своим партаппаратным привычкам, не нашел ничего лучшего, нежели на одной из сессий ЦИК СССР выдать благоглупость о том, что советско-хозяйственный механизм «… от завода до Совнаркома» должен-де «работать по-ударному» ^[1549]. Приняв эту нелепицу к неуклонному исполнению, руководители правительственного аппарата додумались до организации социалистического соревнования между сотрудниками: в январе 1932 г. таковым были охвачены 15 % сотрудников, в мае – 25 %, в ноябре – 43 %, а в октябре 1933 г. – 96 % ^[1550]. Впрочем, сами организаторы не могли не признать: «… качество соцсоревнования продолжает и на сегодняшний день оставаться низким» ^[1551]. Что и требовалось доказать.

Секретарь партячейки, как водится, подчеркнул большую роль в наведении порядка нового шефа – В. М. Молотова: «В связи с перестройкой в работе самого аппарата СНК т. Молотов потребовал, чтобы 75–80 % времени работы аппарата переключить на проверку исполнения (Ленин убедил в необходимости таковой Сталина, а тот – Молотова, Кагановича и других своих «соратников». – С.В.). Это – основная функция, которая определяет качество работы аппарата, качество отдельного работника, насколько он сумел перестроиться, сделать центром своего внимания вопросы проверки исполнения. Этим работник и определяется» ^[1552]. Как видим, чистильщики должны были убедиться, что сотрудники стали подлинными «винтиками» (используем более позднее определение товарища Сталина) советско-хозяйственного механизма. Что характерно (очевидно, в рамках развертывания критики и самокритики), Козлов сам указал комиссии по чистке, на какие подразделения ей стоит обратить особое внимание: по его словам, «почти ничего» ^[1553] не сделали по налаживанию проверки исполнения аппарат Комитета товарных фондов, аппарат Промышленной кооперации и аппарат Комитета по топливу.

Выступление секретаря партячейки слегка «подкорректировал» член ячейки Бакач. Как выяснилось, организация проверки исполнения в ленинской вотчине была поставлена задолго до назначения на ответственный пост В. М. Молотова. «У нас до сих пор не было случаев, чтобы решения правительства и партии не выполнялись, – констатировал Бакач. – Они берутся на учет отдельными работниками, консультантами, руководителями секторов и т. д.» ^[1554]

Впрочем, остальные ответственные работники проявили революционную бдительность и сделали идеологически-выдержанные заявления из серии: «Тов. Козлов совершенно правильно подчеркнул ту свою мысль, что между старым аппаратом СНК и аппаратом настоящего времени при новом руководстве не может быть никакого сравнения. […] Никто не станет отрицать, что при новом руководстве аппарат СНК стал более оперативным, получил большее разграничение функций (вспомните высказывание Осинского о «шестнадцатиголовом правительстве». – С.В.), больше четкости и, самое главное – этот аппарат стал партийным: он стал по-партийному относиться к тем делам, которые через него проходят. […] Увеличилась чуткость к нуждам масс, усилились чуткость и бдительность к нарушениям генеральной линии партии по тем или иным ведомствам теми или иными людьми. Усилилась большая чуткость (так в тексте. – С.В.) к проявлениям бюрократического отношения к делу. И наконец, самое основное и самое главное в работе аппарата правительства заключается в том, что он строго и зорко во всей своей работе следит за правильным проведением генеральной линии и стремится ее проводить в своей работе» ^[1555]. Впрочем, нашлось и место ожидаемым по традиции «критике и самокритике» ^[1556]. Сеанс публичного самобичевания прошел весьма успешно. В данном случае выглядел как нельзя более убедительно тезис о том, что «… при старом оппортунистическом руководстве нельзя было ждать от аппарата тех качеств, которые мы имеем в настоящее время» ^[1557]. Действительно, ожидание таких качеств от А. И. Рыкова и его команды со стороны высшего руководства ВКП(б) и их «глаз» и «ушей» на местах было бы по меньшей мере наивно.