Во входную дверь громко постучали. Мишка от неожиданности подскочила. Из-за двери послышался бодрый голос Айгира.
– Микан! Ты Мишку не видел? – стук повторился. – Ты дома? Тьфу ты… Ушел, что ли?
Айгир сошел с крыльца, и его шаги зашелестели в сторону окна. Мишка юркнула за кресло за секунду до того, как отодвинулась занавеска и в окно всунулась рыже-каштановая наглая голова. Микан встал с кресла.
– О, ты тут? Ты Мишку не видел? Найрани и Ула ищут ее. Собирались вроде взять ее с собой к Чинте. Что-то шить будут.
Микан краем глаза заметил, как отчаянно жестикулирует за креслом Мишка, умоляя не выдавать ее.
– Кхе… Нет. Не видел.
– А чего не откликался?
– Я завтракал.
– Из двух тарелок разом?
– Вторая с вечера осталась. Забыл помыть.
Айгир втянул носом воздух.
– Вкусно у тебя пахнет. Яишенка по рецепту Улы?
– Ага.
– А куска не осталось, а? Завтрак был уже давно. Есть хочу, боюсь до обеда не доживу.
– Прости, друг, не осталось, – деланно огорченно пожал плечами Микан. – Могу предложить тебе хлеба с маслом. Только за маслом нужно в погреб спускаться.
– Не надо. Лучше чаю себе налей… во вторую кружку. А то, видимо, из одной ты не напиваешься.
– Да. Спасибо…
– Ладно. Пойду. Передавай привет Мишке, когда будешь «не видеть» ее в следующий раз.
– Обязательно передам, – Микан отчаянно пытался сохранить серьезное лицо. Из-за кресла незаметно вытянулась загорелая Мишкина рука и крепко ущипнула его за задницу.
Айгир ушел. Микан, уже не сдерживая смех, вытянул Мишку из ее укрытия и усадил на широкую спинку кресла. Все еще улыбаясь, он подошел ближе. Почти вплотную.
– Он все понял, да?
– Кажется, да. Тебя это беспокоит?
– Еще как! Он же выдаст меня Уле. Она хочет сшить мне еще одно платье. У них с Найрани заговор против меня.
– Не надо платья… Моя рубашка идет тебе больше. Могу предоставить тебе убежище и снабдить рубашками…
– Что ты делаешь? – зачем-то спросила Мишка, чувствуя, как по телу разливается огонь предвкушения.
– Передаю тебе привет, – стягивая с нее рубаху через голову, шепнул Микан. – Такой большой и горячий приветище.
– М-м-м!
Мишка проснулась в кровати одна. Подушка рядом с ней еще хранила отпечаток головы Микана. На краю кровати лежал сброшенный небрежно халат. Самого хозяина халата в комнате не было.
Медведица прислушалась. В соседней комнате творилось какое-то действо. Микан ходил по дому, что-то носил, переставлял. Лязгнули пару раз петли печной заслонки.
Выбравшись из кровати, Мишка потихоньку выглянула в приоткрытую дверь. В кухне уже пахло чем-то вкусным. На столе были разложены продукты. Посуда после завтрака, которую они в пылу любви бросили грязной, теперь блестела намытыми донцами и боками.
Какое умиротворяющее зрелище! Микан сидел на корточках, подбрасывая в печь дрова. Его голая спина загорела почти до бронзового цвета. Светлая ткань льняных штанов натянулась на бедрах, обрисовывая мышцы ног. Микан поковырял что-то в пасти печи кочергой и закрыл заслонку.
Хозяйничает – улыбнулась Мишка, возвращаясь на кровать. Эта постель стала ее убежищем. Теплым, мягким. ЕГО вещи. Его кровать, его халат у изножья, одеяло и недопитый стакан с водой… Все вещи здесь были отражением характера Микана. Крепкие, основательные, со спокойными линиями и лаконичными украшениями. Его мир так радушно распахнутый для нее.
Глаза защипало от подступивших внезапно слез. Мишка свернулась калачиком, прижавшись щекой к подушке Микана. Как же здесь хорошо! Можно лежать в кровати и обнимать подушку, на которой лежал любимый. Можно пойти в кухню и прилипнуть снова к широкой спине, обняв его за пояс. Можно позвать, и он придет. Услышит, откроет дверь и замрет на пороге, прислонившись к дверному косяку. Не нужно ни с кем драться. Можно просто лежать и любить. А кое-кто близкий колдует у печи в соседней комнате, заваривая чай для двоих. Здесь Мишка была счастлива. До нежелания говорить и двигаться. До щемящего чувства в груди. В любой момент очнется от макового сна Мелина и выдаст ее. Из обещанных Мелифором трех дней прошел уже один. Впереди еще две ночи вместе. Две ночи счастья, нежности, объятий, поцелуев. А потом финал. Вполне предсказуемый и ожидаемый. Конец. Всего две ночи. Так мало. Все это ненадолго. И потому Мишка ценила все это еще больше. Собирала по крупицам волшебные воспоминания. Старалась запомнить побольше деталей, связанных со ставшим таким любимым местом. Именно о них она будет думать, когда…
– Ты чего не спишь? Устала же, – Микан скользнул на кровать рядом с ней, вмиг развевая грустные мысли, и вытянулся во весь рост. Мишка тут же притулилась ему под бок.
– Меня зовут Сули.
– Что? – Микан приподнялся на локте.
– Мое настоящее имя. Сули.
– Почему именно сейчас?
– Просто я подумала, что, если вдруг умру завтра, то хочу, чтоб ты знал…
Ей не дали закончить. Ее сгребли в объятья. Ее ласкали, поцелуями вытесняя мрачные мысли. Она поддавалась. Таяла. Истекала любовью душа, превращая ее в ласку, в прикосновения такие нежные, что самой не верилось.
Давно остыл на кухне чай. Прогорели дрова в печи. Испарилось куда-то чувство голода и времени. День… Вечер… Ночь… Какая разница, когда целующие ее мужские губы такие мягкие и сладкие? Когда собственные стоны удовольствия кажутся чем-то нереальным. Когда подается навстречу ответной ласке могучее мужское тело. Когда золотые глаза любимого затуманиваются от желания и наслаждения. Когда собственное скрываемое, как последняя драгоценность, имя срывается с его губ то как мольба, то как заклинание. «Сули… Моя Сули!»
К вечеру второго дня не осталось в доме ни одного места, где бы они не занимались любовью. Они посидели вдвоем на крылечке, попивая свежезаваренный чай и глядя в усыпанное звездами августовское ультрамариново-черное небо. Они прогулялись к реке и понежились на нагретых солнцем камнях. Они даже сходили за реку и устроили на укромной поляне тренировочный поединок, тоже закончившийся обоюдными вздохами и громкими стонами на пушистой изумрудно-зеленой травке.
Микан катал ее на ящере. На этот раз она сидела перед охотником. Сидеть спиной к нему быстро надоело. Мишка развернулась прямо на спине ящера лицом к Микану и устроилась, закинув ноги ему на бедра. Снова прилипла.
Она прилипала к нему всякий раз, когда имела возможность. Когда он появлялся на расстоянии вытянутой руки. Обнимала. Трогала.
Микан понимал: она пытается нагнать долгие годы без ласки, без нормальных человеческих прикосновений. И он позволял ей натрогаться. Наиграться.
Вокруг высились исполинские горы, рассыпали алмазные брызги своих вод водопады, играло пушистыми облаками прозрачное небо. Деревенские жители смотрели на новообразовавшуюся пару с одобрением и улыбками. Мишка не смотрела по сторонам. Уткнувшись лицом в грудь Микана, она погружалась в ощущения.