По эту сторону зла - читать онлайн книгу. Автор: Нина Воронель cтр.№ 43

— А может, последуем совету Вальтера Ратенау? — пошутил Красин. Я не успел спросить, какому именно совету Вальтера он намерен последовать, как Менжинский тоже решил пошутить:

— А не лучше ли этого зловредного Ратенау просто прикончить? Многие немцы сочтут это патриотическим актом.

В ответ на это предложение посол Иоффе, нежно улыбаясь, отсалютовал Менжинскому бокалом шампанского».

Однако довести свой замысел до конца представители Советов не успели — волна немецкой революции смела советское посольство, сорвала портьеры, разломала обюссоновскую мебель, разбила фарфор, разграбила серебро и вынудила посла спасаться бегством.

Революция началась с того, что потерявшее разум командование немецкой армии задумало в конце октября отправить весь свой флот на абсолютно безнадежную морскую битву с намного превосходящим его во всех отношениях флотом Антанты. Они планировали эту безнадежную битву «ради спасения чести».

Мятеж начался в портовом городе Киле — немецкие матросы взбунтовались против такого очевидного убийства целого флота, восстание распространилось, как пожар, по всем портам Германии. В начале ноября 1918 года оно докатилось до Берлина. 9 ноября кайзер Вильгельм Второй отрекся от престола и, оказавшись благоразумнее русского царя, умудрился бежать за границу.

Непредусмотрительный русский царь Николай Второй, сосланный в Екатеринбург, был к тому времени расстрелян со всей семьей без суда и следствия по решению Уральского Совета Народных Комиссаров, сообщение которого, опубликованное в газете «Вечерний Берлин», поражало наивным цинизмом: «Кровавый царь был казнен в Екатеринбурге по требованию революционного народа. Да здравствует красный террор!»

Когда Гарри прочел этот выразительный краткий текст, он вспомнил маленького большевистского посла Адольфа Иоффе со скорбными глазами газели и вазу с красными розами на столе, уставленном императорским фарфором. Вспомнил и содрогнулся, тем более что посол Иоффе уже почти договорился с министром иностранных дел о назначении графа Кесслера представителем кайзера Вильгельма в Москве, которая уже тогда стала столицей республики Народных Комиссаров.

Авантюрист Гарри уже с трепетом предвкушал свою жизнь на родине русского балета, но германская революция смела не только советское посольство, но и сделала невозможной поездку Гарри в советскую столицу.

Январь 1919 года

На улицах Берлина идет настоящая ломка основ жизни, идет гражданская война между спартаковцами — так называются немецкие большевики — и правительственными войсками, хотя нельзя понять, кто именно называет себя правительством. Нигде нет спасения от спартаковских снайперов, затаившихся на крышах. Вчера мимо моей головы просвистело несколько шальных пуль, выпущенных неизвестно кем и неизвестно в кого. А я всего лишь пришел послушать отрывки из вагнеровского «Лоэнгрина» в исполнении оркестра правительственных войск на засыпанной осколками стекла площади перед разрушенным зданием Центральной полиции.

Итак, спартаковское восстание подавлено, а его вожди, Карл Либкнехт и Роза Люксембург, зверски убиты бушующей толпой. Предположим, что они, поднимая людей на восстание, стоившее множества жизней, заслужили смертную казнь, но зачем же такое зверство?

Солдаты снимают со стен и крыш красные знамена спартаковцев и их плакаты «Мир и свобода!», а на углу Унтер-ден-Линден люди в стальных шлемах установили станковый пулемет.

Вечером я, несмотря ни на что, пошел в кабаре на Бельвьюштрассе. Зал был полон. Во время исполнения испанского танца над головами раздался громкий выстрел, но никто не обратил внимания. И я в который раз поразился, как мало революция изменила мой великий город — как слона укол перочинным ножом.

Дальше события стали разворачиваться с такой стремительностью, что их невозможно не то что описать, но даже в точности перечислить. В результате этого хитросплетения событий уже 6 февраля 1919 года в Немецком национальном театре в Веймаре состоялось первое заседание учредительного собрания, провозгласившего создание новой республики, которую в народе назвали Веймарской. Веймар был выбран потому, что охваченная беспорядками столица восставшей Германии не могла обеспечить безопасность и независимость работы народных представителей. А столица веймарского классицизма навевала ассоциации с гуманитарными ценностями, приверженность которым Германия хотела продемонстрировать и внутри страны, и вне. Была надежда, что уважение к классическим ценностям смягчит сердца представителей держав-победительниц, собравшихся в январе 1919 года в Версале для заключения мирного договора. Но надежда оказалась напрасной: целью Версальского мирного договора явилось не сохранение гуманитарных ценностей, а передел мира в пользу держав-победительниц.

Прочитав условия Версальского договора, граф Гарри был потрясен до глубины души. Как они могли действовать так жестоко, так беспощадно? Его англичане, его французы, среди которых он жил и творил, которые ходили на его любимые премьеры, восхищались его выставками и вернисажами. А ведь его обожаемая красавица мама родилась в Лондоне и полжизни прожила в Париже, ее прославленные четверги посещали лучшие умы Европы. Что теперь будет? Изощренная интуиция графа подсказывала ему, что расплата за этот мир будет еще ужасней, чем закончившаяся наконец война.

Из-за революции поезда ходили нерегулярно, и Гарри опоздал на первое заседание учредительного собрания, провозгласившее создание Веймарской республики. Шума и споров было много, так что Гарри вышел из здания Национального театра далеко за полночь и огляделся. Это был все тот же его любимый Веймар, но как все изменилось за эти страшные годы! Тогда, в блистательную эпоху его Архива, граф был тесно связан с лучшими мастерами искусства — с Роденом, Майолем, Андре Жидом, с Рихардом Штраусом, да всех не перечесть! А кто теперь его партнеры? Мелкие политиканы, вообразившие, что они управляют войной и миром.

Гарри вздохнул и по легкому февральскому морозцу пешком направился в свой дом. Сколько лет он здесь не был — пять или больше? Он хотел было отпереть дверь собственным ключом, но его домоправитель Отто мгновенно распахнул дверь.

Гарри наслаждался изысканной красотой и уютом дома, так не похожими на хаос и безобразие разрушительных последствий революции, среди которых он жил последние месяцы. Можно было подумать, что он попал в другой мир, собственно, так оно и было — верный Отто протопил просторные элегантные комнаты, смахнул пыль с любовно отобранных когда-то, в другой жизни, вещей и картин и сервировал на столе восхитительный легкий ужин.

Впервые за много месяцев Гарри заснул сразу, как только коснулся щекой подушки, словно сбросив с души невыносимое напряжение последних лет. Проснулся он поздно и с удовольствием следил, как Отто раздвигает тяжелые плотные шторы и наполняет спальню солнечным светом. Погода выдалась на редкость хорошая для февраля, словно для того, чтобы побаловать Гарри после слякотной берлинской полутьмы.