Фил вообще-то твой гребаный муж, Мэри Кей. Окажись там Тайлер Перри
[25], он посоветовал бы съездить Филу по физиономии кастрюлей. А Меланда, будь она неладна, напомнила бы тебе о том, что такое сестринские отношения. Взгляни на себя: утираешь ему слезки, позволяешь собой манипулировать…
— Я тебя недостоин. Не знаю, почему я такой, черт возьми. Может, потому, что мой старик вечно звал меня ничтожеством, и когда я чего-то добиваюсь, мне будто нужно изваляться в грязи, чтобы папаша оказался прав. Надо было вышибить себе мозги.
— Фил, хватит. Довольно.
Уму непостижимо, Мэри Кей. Ты прощаешь то, чего простить нельзя. Проверь в Библии. Спроси кого угодно, Мэри Кей.
ОН ТРАХАЛ ТВОЮ ЛУЧШУЮ ПОДРУГУ, И КОНЦОВКА СЕРИАЛА НЕПРАВИЛЬНАЯ.
Ты сморкаешься в его рубашку — ваш брак уродлив и негигиеничен.
— Ладно, Фил… Послушай, я не хочу лицемерить. Я тоже не идеальна.
Он отстраняется от тебя, слегка, и я увеличиваю масштаб, слегка. Сострадание — твой злейший враг. И он это понимает. Ты же не слепая?
— Ты о чем? — говорит Фил. — Мне следует о чем-то знать? Или, скорее, о ком-то?
Он больше не плачет. Он может годами спать с твоей лучшей подругой и требовать мгновенного прощения, а стоит тебе сообщить крошечную деталь о своей жизни — тут же вскидывается. Противоположности притягиваются. Однако противоположности разрушают друг друга.
— О боже, нет, — говоришь ты. — Я хотела сказать, что ты мог бы догадаться и раньше.
Ты не умеешь лгать, да и как сравнивать наши с тобой отношения с поступками Фила? Схватив со стола солонку, он швыряет ее в дверцу шкафчика — разбито! Сломано, как часы на пароме! Он удаляется, выкрикивая ругательства. Громко топая, ходит взад-вперед по комнате — какой грозный, сильный мужчина! — и заявляет, что всегда тебя подозревал. Ты удивляешься, как у него хватает совести говорить такое после многолетних измен, и он в тебя плюет.
— Ты же шлюха! Посмотри, как ты одеваешься!
— А как я одеваюсь? Я шлюха, потому что ношу юбки? Нам больше нечего обсудить?
— Да тут ни одна баба юбок не носит!
— Пошел ты, Фил.
Он издает звук, похожий на рычание.
— Ну и кто же он?
— Скажу лишь одно. Он не твой лучший друг.
Фил хватает керамическую фигурку одной из сестер Бронте и бросает в стену — БАМ! Но это не помогает.
— Я тебе во всем признался. Я заслуживаю такой же честности, Эмми.
— Ты себя слышишь, Фил? Ты ни в чем не признавался. Я сама вызвала тебя на разговор. И пытаюсь проявить понимание. Пытаюсь вести себя разумно.
— Кто он, черт возьми? Он местный? Я знаю этого ублюдка?
— Это все, что тебя сейчас волнует? Знаешь ли ты «этого ублюдка»? Ох, Фил, я даже… Я сообщаю тебе, что у меня чувства к другому мужчине, а ты спрашиваешь только его имя… Может, задашься вопросом, чего мне недостает в наших отношениях? Нет, тебе просто нужна тема для своего дурацкого шоу. И кстати, я не разрешаю тебе обсуждать меня по радио. Слава богу, не все ноют о своих проблемах пять ночей в неделю. А некоторые, в отличие от тебя, еще и книги читают.
Это про меня! Это намек только для меня, и, хоть я остаюсь за кадром, меня показывают на единственно важном экране — в твоей голове.
— Да! Давай, Мэри Кей! — Фил топчется по ковру, как бык в загоне. — Как его зовут, Мэри Кей? Кто твой парень?
— Речь не о моем парне, и даже не о Меланде. Мы говорим о нас. Обо мне.
Ты назвала меня своим парнем, я отправляю в рот еще попкорна, а Фил хватает очередную статуэтку, однако на этот раз никуда не швыряет. Надеюсь, она разлетится на осколки прямо у него в руках и он больше не сможет играть на гитаре. Ты нервничаешь. Ходишь кругами по гостиной. Потом замираешь.
— Послушай… — Он молчит. Ты хлопаешь себя по бедрам. — И всё? Будешь делать вид, что ничего не случилось?
— Ну, ты же меня знаешь, Эмми. Ты прячешься в книжках. А я играю на гитаре.
— Да, точно. Мне должно быть стыдно за то, что я люблю читать. И за то, что мечтала полежать на лугу рядом с мужем, листая какой-нибудь роман.
— Это было в средней школе.
— И даже тогда ты занимался музыкой.
В стену летит еще одна кукла. Мне нравится ваше представление. Тебе тоже. Ты аплодируешь. Демонстративные редкие хлопки, как на игре в гольф.
— Молодец, — говоришь ты. — Еще и осколки собирать придется… Скажи, когда я по своей глупости верила, что ты уходишь записывать песни, ты все это время был с Меландой?
Фил фыркает и пыхтит. В прямом смысле — он закуривает сигарету.
— Вечно одно и то же, — говорит он. — Ты прячешься от жизни, а я хочу ее проживать.
Ты таращишься на него — наконец до тебя дошло.
— Надо же, как здорово, Фил… Правда, ты меня поразил. Ты у нас, получается, герой, ни дать ни взять творец. Унижал меня гребаными песенками, трахал мою подругу, но это нормально, потому что Фил — великий музыкант!
Твой брак практически рухнул, и я поднимаю в воздух кулак. Покажи ему, Мэри Кей!
— Каждому известно: для творца главное — талант. А талант нужно подпитывать, так что мне лучше смиренно склонить голову и молча стоять у плиты, ведь в этом доме на первом месте музыка! Плевать на меня и на всякие мелочи вроде верности. — Тебя начинает бить дрожь. — Самая близкая моя подруга… Все равно что сестра, а для Номи тетя… А ты все растоптал.
Фил стряхивает пепел на грязную тарелку.
— Знаешь, — говорит он, — у нас троих есть кое-что общее. Я имею в виду тебя, Эмми. Быть рядом с тобой — самая одинокая участь в мире. Спроси Меланду. Спроси Номи. Они будут жаловаться всю ночь напролет.
Ты кидаешься к нему и отвешиваешь пощечину, я готов поставить тысячу звезд вашему сериалу, а Фил просто трясет своей большой головой. Он тянется к тебе. Ты позволяешь ему взять себя за руку, и он начинает рыдать — фальшивый брак, фальшивые слезы. Он трогает тебя, без конца извиняется, мол, он не то хотел сказать (на самом деле — то), и умоляет о прощении, повторяясь, как заезженная пластинка.
— Я никогда не писала о ней песен, Эм. Прости, прости…
Он лжет, ведь он сам присылал мне песню о рубинах, и хотя его извинения ничего не меняют, Фил чертовски хороший актер. Ты потираешь лоб. Он ни капельки тебя не понимает — куда ему. Ты смотришь на улицу сквозь стеклянную дверь — большую часть жизни ты потратила на этого артиста. Ты мечтаешь о новой жизни. Жизни со мной. Я помню твои откровения в «Хичкоке»: «Не думала, что найду кого-то вроде тебя». Я — твой чистый лист.