— И что вы сделали?
— Ну, мне доводилось проходить спецподготовку по оказанию первой помощи и реанимации, когда я служила в органах, так что я присела на пол рядом с ней — посмотреть, не могу ли я что-нибудь сделать. Хочу сказать, что почти сразу поняла, что нет… Я сразу заметила, сколько на ней ножевых ран… но действовала чисто инстинктивно, я полагаю. Я пыталась делать сердечно-легочную реанимацию… не знаю, с полминуты или около того? Вот потому-то… — Я подняла обе руки, чтобы ей было видно засохшую кровь между пальцами, в линиях ладоней и у основания ногтей.
— А что нож?
— Он лежал на полу в нескольких футах, под одним из умывальников.
— Так что, вы его не трогали?
Я посмотрела на нее, красноречиво показывая, какой это дурацкий вопрос.
— Разумеется не трогала. И конечно, хорошо сознавала, что мои попытки оказать первую помощь могут исказить улики на самом теле. Пускай даже это и не помогло, но у меня определенно хватило ума даже близко не подходить к орудию убийства.
Полин записала все это, готовясь передать все это основной опергруппе, как только таковую назначат.
— Так когда вы стали криком звать на помощь?
— Еще пока делала искусственное дыхание, — ответила я. — А потом выбежала в коридор, все еще крича, и появился Маркус, потом Малайка, и они сами всем занялись. Или, может, Малайка зашла первой, точно не помню. Как-то все происходило малость суматошно…
— Ну, а перед тем, как вы вошли? Вы не видели, чтобы кто-то выходил из туалета?
Я сказала ей, что не видела.
— А вы не видели, чтобы кто-то зашел туда перед вами?
К тому моменту я уже чувствовала все усиливающееся раздражение и сказала ей, что у меня нет привычки протоколировать все происходящее возле женского туалета.
— Ну, я должна была задать такой вопрос, — извиняющимся тоном произнесла Полин.
— Конечно, — ответила я. — Простите, что сорвалась.
— Это вполне понятно, — сказала она. — Вам пришлось нелегко.
Полин поинтересовалась моими личными данными, так что я сообщила ей, что в обозримом будущем буду оставаться здесь, но дала адрес мамы и папы в качестве подстраховки. В ответ на просьбу назвать мой телефонный номер ответила:
— У Стива Седдона уже есть мой номер. — Тут мне стало ясно, что это имя ей знакомо. — Вряд ли вы не в курсе.
— Лучше пусть у меня тоже будет, — сказала Полин.
Как только она поблагодарила меня за помощь и дала мне свой номер — на случай, если я вдруг еще что-нибудь вспомню, — то сразу вышла в коридор к своему коллеге, который уже успел снять показания с Маркуса.
Маркус вошел и сел рядом со мной.
— Ты как? — спросил он и уставился на засохшую кровь на своих собственных пальцах. Кровь своей коллеги.
— Нормально. — Мы некоторое время помолчали, просто уставившись в пространство, а потом я мотнула головой на его руки.
— К такому постепенно привыкаешь.
Маркус несколько раз глубоко вздохнул, а потом посмотрел на меня и покачал головой.
— Что же за херня тут п-п-происходит?
Его заикание для меня уже далеко на новость, но бранное слово я услышала от него впервые.
* * *
Лю-Косячок бегом налетает на меня из столовой, словно должен наступить конец света. Вроде как она плачет, хотя, если честно, чаще всего у нее именно такой вид, чем наоборот.
— Что случилось, Лю?
— Это собрание…
— Знаю, — говорю я. — Да, все это малость расстраивает, но, по-моему, как раз для этого все и затевалось, так что…
— Нет, дело не в этом.
— Чтобы люди могли слегка излить свои чувства…
— Я не знаю, что надеть.
— Что-о?! — Я смотрю, как она мотает головой, теребя полу своего блестючего свитерочка от «Дольче Габбана», словно нацепила на себя какую-то старую тряпку, и уже просто-таки мечтаю со всей силы пихнуть ее в титьки. Но вместо этого спрашиваю:
— Да кого там волнует, что на тебе надето?
— Меня, — отвечает Люси.
— Ты что, кавалера ищешь? — Вижу намек на улыбку. — Думаешь, Ильяс когда-нибудь заморачивается сменить трусы? Думаешь, Донна не ходит каждый божий день в одном и тот же пропотевшем свитере?
Ее улыбка становится шире.
— Послушай, я знаю, что случившееся малость выбило нас всех из колеи, но это собрание — совсем не то, ради чего стоит переживать, клянусь. Это явно не повод расфуфыриваться.
— Честное слово? — спрашивает она.
Киваю и ловлю себя на том, что пытаюсь припомнить, когда я сама по какому-нибудь поводу расфуфыривалась.
Хрен знает в какие незапамятные времена.
Это было какое-то дурацкое офисное мероприятие, на которое я пошла вместе с Энди; из тех, на которых раздают мудацкие призы. Помню, одолжила платье у Софи, потому что у меня не было ничего приличного с длинным рукавом. Весь вечер я давала Энди знать, довольно громко, что его менеджер по персоналу как-то странно на меня поглядывает, словно что-то знает или пытается о чем-то меня предупредить. Энди велел мне утихомириться, поскольку этим я его дискредитирую, так что я просто выкурила пару косячков на автомобильной парковке, выпила чуть ли не галлон «Просекко»
[89], и меня безудержно тошнило по дороге домой.
Я даже не постирала то платье перед тем, как вернуть его Софи.
А теперь вот Лю-Косячок кивает и говорит:
— Прости, Лис… просто день не сложился.
Выглядит она сейчас лет на семь, стоя передо мной, жуя свою пухлую нижнюю губу и словно пытаясь храбриться, и я чувствую стыд за то, что хотела ее толкнуть.
— Нет нужды извиняться, — говорю я.
Из столовой выходят Джордж и Миа. Они расставляли там стулья для предстоящего собрания. «Все готово?» — спрашиваю я, но они лишь продолжают идти в сторону поста. Вид у обоих по-прежнему какой-то словно контуженный.
Машинально тянусь, чтобы взять Люси за руку, но тут же велю себе не быть дурой, когда она отдергивается.
— Послушай, забудь, что я сказала. Можешь нарядиться, как тебе хочется. Можешь надеть, блин, все, что твоей душе угодно. — Киваю в сторону женского коридора. — Ну ладно, пошли; сейчас подберем тебе что-нибудь подходящее.
35
Маркус встает и произносит:
— Спасибо всем, что пришли, особенно в такой тяжелый момент. — Это не какое-то там обычное общее собрание, и когда он бросает взгляд на припрятанную в кулаке шпаргалку, становится ясно, что он что-то всем нам приготовил. — Понятное дело, все мы глубоко потрясены случившимся. Потерять друга и коллегу таким вот образом просто ужасно, но все-таки наша главная забота — это все вы. Как вы себя сейчас чувствуете, как нам справиться с тем, что произошло, и в каком направлении двигаться дальше, всем вместе.