Бесконечные вещи - читать онлайн книгу. Автор: Джон Краули cтр.№ 81

— Так о чем там? — спросила она.

— О чем там — где?

— В твоей книге.

— Исторический роман, — ответил Пирс, немного подумав.

— Да? И про какой период?

— Про десять лет назад.

Она негромко рассмеялась; ее живот заплясал под его рукой.

— Ты помнишь, — сказал он. — Ты была там. Ты тогда была здесь.

— Я помню не так много, — ответила Ру. — И меня здесь не было.

— Но ты вернулась.

— Семья — это все, что у тебя есть, — сказала она, и он задумался, почему — похоже, эта мудрость неприменима к ней или к нему. Так много людей произносят эту фразу: когда она становится правдой для них? И станет ли правдой для него? — В любом случае нет пути назад.

— Вот об этом моя книга. Если ты меняешь путь вперед, путь назад тоже меняется.

— Мне кажется, это очевидно, — заметила она.

И ему так показалось после ее слов: это очевидно или, по крайней мере, банально. Мировая история существует не в одном-единственном варианте; у каждого из нас — своя. И приходит светлое мгновение, когда ты выбираешь новый путь в будущее, который одновременно освещает новое прошлое, в то же время обратный путь. Все это знают. Это всегда было правдой.

— Потому что, как ты знаешь, — сказала она, — нельзя дважды вступить в одну реку ^[485]. Ты когда-нибудь это слышал?

— Нет, — сказал он, многозначительно переворачивая ее на спину, хватит разговаривать. — Для меня это новость.

Она всегда хотела двигаться вперед; и если это так, то как называется вещь, которая противоположна ей, сила, качество или способность, которая привела ее назад? Это было что-то похожее на волю, что-то придуманное и сделанное вручную; в любом случае, не более легкое. Только те, кто никогда не убегал, могут сказать, что это легко; люди обычно говорили ей, что возвращаться очень трудно, но они не могли сказать, что на самом деле представляют собой трудные части или как их преодолеть. Когда ты убегаешь, тебе больно от того, что сделал ты; когда ты возвращаешься — от того, что сделали тебе. Это как разница между тяжелым падением и последующим подъемом: что хуже? Она обнаружила, что, возвращаясь, ты должен поверить (и это было тяжело), что мир со всем своим содержимым, который ты оставил давным-давно, действительно существовал; более того, ты сам создал и этот мир, и всю его смутную боль — веря, что он действительно был, как сказал Пирс, — и таким образом ты тоже как-то ответственен за него, и это ранит тебя снова и снова. Но только заставив прошлое существовать, можно на самом деле повернуть все назад и с этого места продолжить. Так и было. На самом деле все это знают: как только ты сам осознаешь эту простую истину, ты понимаешь и то, что всем остальным известно только что сделанное тобою открытие.

Самым далеким местом, до которого она добралась, местом, с которого она должна была начать свое возвращение, был Облачный город ^[486]. Чтобы вспомнить, как она уехала из Облачного города, нужно было в первую очередь создать события, которые, случившись, привели ее в Облачный город, — то есть пойти вперед в обратном направлении, спуститься с горы, потерять по дороге все вещи, которые ты знал, чтобы вернуть себе то, что ты забыл на пути вверх. Ты должен был вернуть себя на дорогу, в послезакатный час, тот самый час, когда впервые увидел на утесе Облачный город, спокойно лежащий в свете солнца, хотя тебя там уже нет: Сторожевая башня, как будто посеребренная ртутью, кажется настолько же реальной и иллюзорной, как и она (ртуть), белые крылья и гиперболические паруса Города выкрашены закатом, как и белые облака на западе, редкие тени, у которых не было известных ей имен. Как она оказалась там, на тропинке, ведущей к утесу — вот, вероятно, первое, что открыл бы тот поворот назад вместе с именами или лицами того или тех, кто привел ее туда.

Бывают такие места, в которые ты находишь дорогу, хотя раньше даже не мог представить их себе, места, о которых знают другие люди и могут провести тебя туда, если ты сказал да, места, возникающие в реальности, как только ты приближаешься к ним и опять исчезающие, как только ты уходишь. Вот на что это похоже. Даже если некоторым из них миллионы лет — гора с горячими источниками, где зимой целыми днями купаются обнаженные люди, их длинные волосы дымятся на морозе, на них блестят капли, похожие на драгоценные камни, их бледные тела, искаженные и похожие на рыбьи, скользят в воде, извиваясь в ликовании — она даже думала, что такие места больше не существуют или их больше нельзя найти и что Облачный город был создан почти из ничего.

Как же его звали, этого высокого, похожего на аиста парня с домашней стрижкой и запасом старых рубашек, того самого, который придумал Облачный город, видел, как его строили, и перестал думать о нем, когда его еще не закончили? У него еще вместо имени была фамилия, похожая на Уотсон, Хувинг или Эверетт, но ни одна из них. Он крепко схватил ее за руку и тряхнул ее, улыбаясь и крутя ее руку так, как будто при помощи рукопожатия хотел чего-то добиться от нее. Потом она видела его парящим то в одном месте Города, то в другом, как будто ему нужно было стоять на одной ноге, или же он медитировал в группе, но его всегда колышущаяся голова возвышалась над другими. Бо (его имя она никогда не забудет, как бы далеко ни вернулась назад) сказал ей, что именно он, Уилсон или Эванс, вообразил себе город, сооруженный из натянутых палаток, что проволока, соединения и ткани были созданы для этого; солнце подогревало их внутреннее пространство, а сотни клапанов и перегородок остужали и вентилировали его; этот город можно было свернуть, перенести и построить в любом другом месте, даже на развалинах городов из камня и стали, когда они ослабели и умерли. И они экспериментировали со своими палатками, придавая им тысячи очертаний: рядом со старыми появлялись более новые и вместительные. И все было белым, без всякой причины, и дневной свет внутри был яркий и холодный, падающий неизвестно откуда, здание как идея эфемерности, и лишь цветные ковры, солнечные батареи, глиняные горшки для воды, развешанные связки красного перца и голые ребятишки с грязными счастливыми лицами были материальными и настоящими. Она увидела одну стройку; люди, смеясь, осторожно тянули на тросах сооружение, которое натягивалось, подчиняясь математическим законам: в Небеса поднималось что-то вроде сарая.

Все было уже другим, когда она ушла оттуда и спустилась вниз вместе с Бо: жители Города перестали думать о земле и воздухе, свойствах полиэстера и физике натяжения, ибо у многих из тех, кто жил здесь, изменилось сердце или душа, одна из волн внезапной странной уверенности, которые в те дни могли смести такие семьи, как у них, когда кто-то среди них — или вновь прибывший — заявлял об откровении, возрождении или давно похороненной и вновь пробудившейся истине. В Облачном городе люди в основном днем спали, а ночью бодрствовали, выйдя из палаток, глядя вверх и ожидая тех, кого они называли Старейшими, — добрых, мудрых существ со звезд или с каких-нибудь небес, которые, по общему мнению, решили приблизиться к тем, кто ощущал их существование и стремился познать их духовно. Этому и служила Сторожевая башня: она должна была собрать вместе души жителей города, сфокусировать их и выплеснуть наружу поток любви к ожидавшим его большеглазым существам (кое-кто из семьи Облачного города видел во время медитации их лица), и привести их корабли вниз, на широкую пыльную вершину горы, место, оставленное пустым для их приземления. Бо со своей вечной слабой улыбкой смотрел на этих людей, говорил с ними и слушал с таким вниманием, какого она никогда не видела у кого-либо другого — искреннее и равнодушное одновременно; он говорил, хотя и не ей, что в известном смысле они правы относительно Старейших, приходящих из ниоткуда, но они не знают, — и им потребуется долгое время, чтобы узнать, — что они сами и есть те Старейшие, которых ждут, и что они смотрят в неправильном направлении, наружу, а не внутрь.