Прощание с Византией - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Величко cтр.№ 185

От отчаяния начались некоторые ссоры и размолвки. Джустиниани попросил Луку Нотараса прислать ему в подмогу несколько пушек, поскольку считал свое направление самым опасным. Но и мегадука Нотарас видел, сколь малы силы, которыми он располагал на своем участке обороны. Дошло до открытой ссоры и оскорблений. Нотарас обозвал итальянца обидными словами, а тот назвал Луку «злодеем» и «врагом родины». Но тут вмешался император. Он пригласил обоих и сказал: «Братья, теперь не время нам так поступать друг с другом, так говорить и сеять раздор! Простим же и ненавидящих нас и помолимся Богу, чтобы спастись из зияющей пасти этого столь явно грозящего нам дракона». И ссорящиеся помирились ^[1171].

Справедливости ради следует сказать, что 7недельная осада подорвала дух не только защитников Константинополя, но и самих османов. Несмотря на большие разрушения, никто из турецких солдат так и не смог проникнуть за стены города, а потери были весьма чувствительны. Султан всерьез опасался венецианского флота, о котором говорили, что тот вскоре прибудет, и венгерской армии, способной оказаться за спиной у осаждавших. Турецкий флот хотя и проник к городу, но до сих пор терпел только поражения. В самом близком окружении Мехмеда II все чаще раздавались голоса о необходимости снять осаду.

Не желая раздражать солдат и придворных, султан решился провести переговоры и направил к византийцам некоего молодого сановника Исмаила. Тот проник в Константинополь и вместе с сопровождавшим его византийцем 25 мая 1453 г. вернулся в лагерь султана. Довольно любезно Мехмед II заявил, что готов снять осаду, если император поклянется выплачивать ему ежегодную дань в размере 100 тысяч золотых монет. Это условие огласили на императорском совете, где всем было известно, что таких денег у Византии нет. Василевс направил Мехмеду II встречное предложение: забрать все, чем император владеет, кроме Константинополя. Но теперь султан, на самом деле не собиравшийся отказываться от захвата Константинополя, ответил, что византийцам остается либо сдать город, либо умереть от турецкой сабли, либо принять Ислам ^[1172].

Дабы дать выговориться недовольным военачальникам, султан вновь созвал совет, на котором сразу же столкнулись два мнения: снять осаду и попытаться организовать решительный штурм. Ставленник и верный соратник Мехмеда II Заганпаша напомнил Халилпаше, стороннику мира с византийцами, что Святой Дух покинул Константинополь. Он довольно обстоятельно объяснил, почему не следует опасаться помощи византийцам с Запада: «Они о многом совещаются, думают и говорят, но мало делают; и решение, принятое вечером, утром им неугодно. Когда же решение окончательно, они медлят с делами ради того, чтобы улучить момент для осуществления своих желаний и намерений. Даже когда они приступают к какомунибудь делу, ничего не выходит изза споров» ^[1173].

Несмотря на сопротивление, победила вторая точка зрения, активно поддержанная молодыми турецкими командирами. Два дня, пятницу и субботу, продолжалась яростная бомбардировка Константинополя. Затем огонь был сосредоточен на участке Месохитиона. В воскресенье султан объезжал войска и клялся Кораном, что в ближайшие дни османы возьмут город. Воодушевленные турки собирали оружие, порох, готовили лестницы. Всю ночь в лагере раздавались песни и играли музыкальные инструменты – мусульмане готовились к бою. Понедельник был объявлен днем отдыха перед битвой. Мехмед II в последний раз созвал своих командиров на совет и заново объяснял, что Константинополь не является, отнюдь, неприступной крепостью, поднимая их боевой дух.

«Этот город, – громко вещал султан, разжигая аппетиты солдат, – обладает удивительным и несметным богатством, которое скрывается в царских покоях, в домах знатных и простых горожан, но самые прекрасные сокровища хранятся в храмах. Все это станет вашим. Кроме того, вы захватите в плен отважных и знатных мужей, одни из которых станут вашими рабами, а другие будут проданы. Вы получите достойнейших и красивейших жен, юных и прекрасных дев, благородных красавиц из знатных семей, до сих пор недоступных мужским взорам. Вы приобретете многое: наслаждение, услужение и богатство, многочисленных и прекраснейших рабов благородного происхождения, сокровища, великолепные дома, сады и многое другое, что радует глаз, дарит счастье, удовольствие и наслаждение. Я отдаю вам на разграбление большой, многолюдный и царственный город древних ромеев, достигший вершин богатства, славы и удачи, вставший во главе всего мира» ^[1174].

Весь понедельник 28 мая в обоих лагерях царила странная тишина, даже турецкие орудия молчали. Византийцы понимали, что следующий день станет последним для столицы великой христианской Империи. По существу, все готовились к смерти. Во многих храмах снимали иконы, и священники забирали их домой. Звонили колокола, по улицам проходили многочисленные процессии со святынями, которым все желали помолиться в последний раз. Все шли рядом – православные и католики, пели одинаковые молитвы и псалмы.

Император св. Константин XI вышел из дворца и присоединился к шествию. Затем во дворце в присутствии близких людей он напомнил, что каждый должен быть готовым умереть за веру, родину, семью и императора. Василевс вспоминал славные страницы древней истории, благородные традиции Римской империи, своих предков. И греков, и итальянцев он просил не падать духом, но бороться за Христа до самой смерти. «Если за мои грехи, – закончил император свою речь, – Бог отдаст победу нечестивцам, то мы будем биться за нашу святую веру, дарованную нам кровью Христа, – и это важнее всего. Какова польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?»

Царь не обошел никого из присутствующих своим вниманием. Отдельно он поочередно обратился к венецианцам, генуэзцам и византийцам. Все присутствующие встали и заверили василевса, что готовы отдать свои жизни за Империю и царя. Святой Константин XI обошел всех, обнял и поцеловал, прося простить за вольную или невольную обиду, которую он мог причинить комунибудь. Все остальные последовали его примеру ^[1175].

К вечеру, когда колокола Святой Софии зазвонили к вечерней службе, бесчисленные толпы константинопольцев устремились в храм, который отказывались посещать как «униатский» в последние полгода. Священникиортодоксы стояли рядом с «униатами» и латинянами, вместе с греческими епископами был виден кардинал Исидор. Внутри храма на фоне прекрасных мозаичных изображений Христа, Богородицы и святых, императоров и императриц, мерцали десятки тысяч свечей. Все, кроме караульных, стояли здесь: каталонцы, германцы, генуэзцы, венецианцы, испанцы, шотландцы, греки.

Неминуемая смерть примирила всех, все обиды и разногласия оказались забытыми. Действительно, в этот вечер произошло настоящее объединение Восточной и Западной церквей в одну Кафолическую Церковь. Император и сановники исповедались и причастились Святых Даров, а итальянцы Джустиниани вошли во внутреннюю часть крепостных укреплений, затворив за собой двери, отрезав себе все пути отступления. Сам св. Константин XI после службы объехал на арабском скакуне весь город, прощаясь с ним ^[1176].