Это был пиковый момент: если бы в ту минуту к Константинополю подошли войска с Запада, участь турок была бы предрешена. Увы, этого не произошло, а потому время для Константинополя пошло вспять
[1155].
…Минули 2 недели осады, и на горизонте показалось три генуэзских судна, нанятые папой Николаем V. 15 апреля они подошли к проливу Дарданеллы, где к ним присоединилось 3 грузовых византийских судна. Флотоводец Балтолгу бросился в погоню за вражескими кораблями, и на виду константинопольцев завязалось морское сражение. Христианские суда занимали лучшую позицию, да и были хорошо вооружены; поэтому первый натиск турок не удался. Но тут внезапно затих ветер, и турецкие весельные галеры начали медленно окружать христианский флот. Генуэзцы были хорошо вооружены и дисциплинированы, а на византийских торговых судах находился знаменитый «греческий огонь». Как следствие, турки несли большие потери. И все же к вечеру стало казаться, что османы потопят союзные суда.
Однако неожиданно для всех вновь подул сильный ветер и вынес христианские корабли из опасной близости с турками. Под восторженные крики защитников города корабли зашли в гавань Золотой Рог. Во время боя Мехмед II в нетерпении сидел верхом на лошади и ждал победы. Когда казалось, что успех начинает сопутствовать османам, он едва не поплыл на лошади к своим кораблям. Но затем удача отвернулась от мусульман, и Мехмед II не простил нанесенной ему Балтолгу «обиды».
Поражение взбесило султана – ведь турки потеряли более 400 матросов убитыми и ранеными, а христиане всего 23 человека. Флотоводец Балтолгу избежал казни только потому, что был ранен в сражении, и многие офицеры турецкого флота лично перед Мехмедом II засвидетельствовали его храбрость. Но все равно флотоводец был лишен всех постов, подвергся палочным ударам, его имущество конфисковали. Любопытно, что наносил ему палочные удары сам султан (видимо, он все же был садист от рождения), причем бил его золотой палицей, изготовленной по индивидуальному заказу; весила она 15 кг. Изгнанный с глаз султана, бывший великий флотоводец Балтолгу провел остаток дней в полной нищете. Бог поругаем не бывает…
[1156]
Чтобы поднять свой престиж и выместить всю ненависть на осажденных, султан приказал усилить артобстрел Константинополя. В результате сильнейшего огня 21 апреля 1453 г. большая башня в долине Ликоса была превращена в руины, но ночью, как обычно, все бреши в обороне заделали землей и камнями. В это время султан придумал решение, как обойти цепь, закрывавшую его кораблям проход в Золотой Рог, и немедленно приступил к исполнению собственного плана.
Утром 22 апреля дым артиллерийской канонады скрыл от защитников Константинополя удивительное зрелище – тысячи рабочих тащили по суше, по бревнам, турецкие корабли. И когда греки наконец увидели их, почти 70 кораблей противника с поднятыми парусами уже спускались к Долине источников
[1157].
Срочно собрали совет, на котором венецианец Джакомо Коко предложил императору св. Константину XI во главе команды храбрецов сжечь турецкие корабли и получил согласие. Однако необходимо было подготовить кораблидебаркадеры, и операцию отложили до ночи 24 апреля 1453 г. В принципе эта смертельно опасная для исполнителей операция еще могла иметь шансы на успех, если бы не обычное скрытое противостояние между венецианцами и генуэзцами. Генуэзцы запротестовали, что их не подключили к операции, и вызвались подготовить свои суда для нападения на османов. Собственно говоря, эта совсем не обязательная размолвка и предопределила провал смело задуманной операции
[1158].
Пока шли споры, срок начала операции перенесли на 28 апреля. Но тем временем османы подтянули в Долину источников артиллерию и войска, да и приготовления союзников невозможно было скрыть на долгое время. И когда итальянцы в намеченный день подплыли к турецким кораблям, венецианские и генуэзские суда были потоплены огнем турецкой артиллерии. Сам Коко погиб, а 40 пленных христианских моряков османы казнили на глазах константинопольцев. В ответ по приказу императора на стенах Константинополя, на глазах у османов, были казнены 260 пленных турок. Впрочем, это стало слабым утешением, поскольку турецкие корабли уже стояли в Золотом Роге и блокировали Константинополь с моря
[1159].
Но, одержав важную стратегическую победу, Мехмед II не спешил с очередным штурмом города. По его приказу артиллерия продолжала обстрел Константинополя, но уже с двух сторон: с моря и суши. Видимо, он решил выждать время, тем более что оно работало против византийцев. Дело в том, что после блокирования Золотого Рога исчез естественный источник продовольствия для Константинополя, поставляемый через Галату. Еще перед началом осады генуэзцы Галаты направили к Мехмеду II послов для подтверждения ранее заключенного торгового договора. В обмен на его пролонгацию генуэзцы обещали сохранить нейтралитет и не помогать византийцам. Но на самом деле они тайно организовали подвоз в Константинополь продовольствия. Конечно, вскоре султан узнал о «двойной игре» генуэзцев, но не подал виду. Он сказал своим приближенным: «Я позволю змее спать, пока не поражу дракона. А потом прихлопну и ее». Но теперь, когда турецкие корабли стояли в бухте Золотой Рог, надежды на помощь Галаты растаяли
[1160].
Вскоре осажденные стали испытывать серьезный голод. Когда в начале мая он стал совершенно одолевать защитников города, василевс решил создать специальный фонд и скупить за счет собранных средств все продовольствие в Константинополе с последующим распределением его между жителями и гарнизоном. Деньги жертвовали и Церковь, и частные лица. Часть церковных драгоценностей для покупки продовольствия и оплаты содержания войска царь реквизировал, и его поступок не вызвал ничьих споров. Кроме того, еще раз были пересчитаны все боеспособные мужчины, а священникам и остальным клирикам было приказано денно и нощно молиться в храмах о даровании Господом спасения Константинополю
[1161].
Хотя получившиеся пайки были скудны, они позволяли константинопольцам держаться на ногах. Но и эта мера имела свой естественный срок. Вскоре голод вновь стал душить защитников Константинополя. Все очень рассчитывали на венецианский и папский флот, по слухам, должный прибыть в город с минуту на минуту. К несчастью, однако, союзники откровенно медлили с отправкой столь желанных для Византии кораблей, и греки не знали, что в самом лучшем случае те могли прибыть не ранее конца мая
[1162].