Мехмед II не напрасно провел столько зимних вечеров и ночей в раздумьях относительно будущей осады Константинополя. Как только его армия подошла к стенам византийской столицы, все части заняли строго отведенные им участки. Каждый полк имел свои отличительные знаки, и каждый солдат знал, какое место отведено ему в походной палатке. Как говорят, можно привести мало примеров столь высокой военной организации. Наступила ночь, и в турецком лагере крики имамов соседствовали с христианскими песнопениями – османы проявляли большую терпимость по отношению к своим вассалам. К негодованию архиепископа Леонарда, наблюдавшего за этим изза крепостной стены, среди турецких отрядов можно было обнаружить поляков, венгров, чехов, немцев и даже русских. Их ранее захватили в плен на молдавской границе и заставили служить султану
[1147].
Утром 6 апреля 1454 г. султан исполнил формальность, предусмотренную законами Ислама, предложил гарнизону и жителям Константинополя сложить оружие. В противном случае, говорилось в ультиматуме, при взятии города никто не будет пощажен. Однако защитники Константинополя отвергли данное предложение. Тогда флот под командованием Балтолгу попытался блокировать побережье Мраморного моря, а затем прорваться через цепь, заграждающую проход в бухту Золотой Рог.
Вечером 6 апреля 1453 г. начался первый штурм столицы Византии. Вначале пустили в ход артиллерию, которая разрушила часть стены в районе Харисийских ворот. Но защитники города сумели под покровом темноты восстановить разрушения. Султан пустил в атаку корабли Балтолгу, но и тот не имел успеха. Император приказал протянуть заранее подготовленную цепь поперек бухты Золотой Рог, чтобы турецкие суда не смогли проникнуть во внутреннюю часть Константинополя. А также вывел наперерез османам свои корабли: три из Венеции, один из Кастилии, один французский корабль из Прованса, три корабля с Крита, одно судно из города Хандакса и два из Кидонии
[1148].
Поджидая подхода крупной артиллерии и остальных судов, Мехмед II распорядился захватить два византийских замка, расположенных неподалеку, в Ферапии и в деревне Студиос. Гарнизоны отчаянно защищались, но пали, а оставшихся в живых греков султан приказал посадить на кол. Попутно Балтолгу захватил укрепления на Принцевых островах, где встретил неожиданное сопротивление на острове Принкипос. Но крепость подожгли, а оставшихся в живых солдат казнили. Все население острова продали в рабство за то, что те допустили сопротивление туркам на своей земле. Действительно, Мехмед II не знал жалости
[1149].
12 апреля начался обстрел города из тяжелой артиллерии. Хотя пушки стреляли очень редко (не более 7 раз за день) и каждый выстрел требовал больших усилий прислуги, зато разрушения от них были весьма существенными. Грохот от выстрелов и падающих камней стоял страшный. Непривычные к такому шуму константинопольцы в панике выбегали из домов, крестились, плакали: «Кирие элейсон!» («Господи, помилуй!»). И, рыдая, восклицали: «Господи! Господи! Как мы далеко отступили от Тебя. Это Твой суд за наши грехи!» Чтобы немного успокоить сограждан, император приказал постоянно звонить колоколам, и теперь шум орудий, страшный, как в день последнего Суда, перекликался с серебряным звоном храмовых колоколов
[1150].
Защитники попытались обкладывать стены тюками кожи и шерсти, чтобы смягчить удар громадных ядер, но это мало помогало. Тем не менее византийцы и их союзники проявляли замечательную стойкость и терпение. Каждую ночь они восстанавливали развалы, заграждая пробоины в стенах камнями, землей и деревьями. В этот же день турецкий флот вновь сделал попытку проникнуть через цепь Золотого Рога, но византийские суда, более высокие, оказывались недоступными для их корабельной артиллерии, и греческие корабли под командованием мегадуки Луки Нотараса сами перешли в успешную контратаку. В результате турки с большими потерями отступили назад.
День проходил за днем, и всю первую половину апреля византийцы вместе с храбрыми итальянцами успешно отражали турецкие атаки. Нередко они делали вылазки, причинявшие османам немало вреда. Но затем василевс по совету Джустиниани приказал не ввязываться в локальные столкновения, поскольку на одного христианского воина приходились 20 османов. Было решено беспокоить турок стрельбой из мелких орудий, расположенных на внешней крепостной стене, арбалетов и луков. И эта тактика дала неплохие результаты. Но вскоре турки быстро позаимствовали ее у греков и также начали постоянный обстрел византийских позиций
[1151].
Мехмед II воспринял текущие неудачи как кровное оскорбление. Он немедленно приказал инженерам усовершенствовать конструкцию корабельных орудий, и, действительно, вскоре его приказ был выполнен. Первым же выстрелом турки потопили одну из византийских галер, погубив множество матросов
[1152].
Решив, что византийцы и их союзники уже утомлены, султан приказал армии 18 апреля начать новый штурм Константинополя. Как обычно, под конец дня стройные отряды османов поднялись в атаку под шум труб и грохот барабанов. Византийцы не ожидали нападения, а потому вначале несколько смешались. Но потом пришли в себя и открыли мощный огонь из пушек, пищалей, арбалетов и луков. Вот турки заполнили собой ров, вот они уже лезут на стены. Началась рукопашная схватка, самый страшный вид боя. По словам современника, участника тех событий, «от грохота пушек и пищалей, и звона колоколов, и воплей и криков с обеих сторон, и треска доспехов – словно молния, блистало оружие сражающихся, – а также от плача и рыдания горожан, и женщин, и детей казалось, будто небо смешалось с землей, и оба они содрогаются. И не слышно было, что один человек говорит другому: слились вопли, и крики, и плач, и рыдания людей, и грохот пищалей, и звон колокольный в единый гул, словно гром великий. И тогда от множества огней и пальбы пушечной и пищальной с обеих сторон клубы дыма густого покрыли город и все войско так, что не видели сражающиеся, кто с кем бьется»
[1153].
Несмотря на мужество и отчаянную храбрость османов, византийцы сбросили их в ров. Туркам пришлось отступать в свой лагерь. Потери были столь велики, что ни о каком продолжении атаки не могло быть и речи. Говорят, когда сражение закончилось, потрясенный султан произнес: «Если бы 37 тысяч пророков сказали мне, что эти неверные за одну ночь сделают то, что они сделали, я бы не поверил!»
[1154]