Политический дневник - читать онлайн книгу. Автор: Альфред Розенберг cтр.№ 29

С Ванситартом я встретился у Гесса после трехлетнего перерыва. И если прием в Лондоне в 1933 году отличался крайней холодностью, то теперь Ванситарт пребывал в приподнятом настроении. По крайней мере, такое складывалось впечатление. Его, как и всех англичан, приводят в раздражение негры из США – они прижимают англичанин в олимпийских соревнованиях в буквальном смысле к стене. Я со смехом спросил: «Откуда эти расовые предрассудки?» В[анситарт] справедливо считался и считается нашим оппонентом. Католик – франкофил. Теперь похоже, что даже этот самодовольный господин – причиной тому Испания – усомнился в собственной правоте. Я пытался вытянуть из его жены какую – либо информацию касательно возможного родства с евреями. Когда и она стала жаловаться на чернокожих бегунов из США, я заметил, что последние в целом представляют собой опасность для Соединенных Штатов: резерв, на который могут рассчитывать коммунисты. И что однажды евреям придется дорого заплатить за коммунистический мятеж черных. Каково же было мое удивление, когда в ответ я услышал: «Вы правы».

Государственный секретарь Рендсбург ^[324] – бур – передает привет из Южной Африки от министра обороны Пирова ^[325], с которыми я беседовал здесь несколько лет назад. Он тоже читал мои книги и выражает радость по случаю того, что я принял его у себя.

В визитах всех этих людей из разных государств, которые знакомы с моей работой, есть нечто, несущее глубокое удовлетворение. Несколько месяцев назад на одном из приемов В[нешне]п[олитического] в[едомства] ко мне обратился еще один выходец из Южной Африки. Он выучил немецкий за полгода и постоянно читал «Миф». «Я думаю, – сказал он, – что даже если пройдет 1000 лет, ваша работа не канет в Лету. Для меня и для многих других эта книга стала новой Библией». Еще один эпизод. Некоторое время назад здесь был шейх из Ирана, соратник нынешнего шаха. Он привез мне в подарок инкрустированный мозаикой портсигар с изображением свастики. А еще фотоснимки зданий в Иране, на которых изображена свастика. Иранский посланник говорил об арийском обновлении Ирана. Министр иностранных дел Афганистана ^[326], приглашенный ко мне на завтрак, пишет объемную работу, посвященную арийским памятникам в Афганистане. Из Америки я получаю письма от совершенно неизвестных мне людей, в которых те выражают свой восторг. Французский перевод «Мифа» готов. Я собираюсь его прочесть. Когда книга выйдет из печати, французское духовенство узнает, что такое эффект разорвавшейся бомбы ^[327].

Завтра: завтрак с наследным принцем Швеции ^[328]. Затем я даю ужин для кронпринца Греции ^[329]. Он хочет, чтобы эллинская фаланга в обстановке строгой секретности прошла подготовку в Г[ермании], я собираюсь дать ему кое-какие советы. В то же время эта беседа станет подготовкой к моему уже запланированному на октябрь визиту в Афины, куда меня пригласил министр Луварис ^[330] и где я нанесу визит королю ^[331].

От Министерства по делам церкви поступила информация, что Керрл, по-видимому, не справляется со своей задачей в том смысле, что ему не удается упразднить церковные комитеты. В отличие от многих поддавшихся приступу беспокойства и потому искавших у меня поддержки, я следил за этим экспериментом с величайшим спокойствием. Керрл, первоначально не имевший в своем распоряжении сотрудников, одобрил три названных мною кандидатуры. Позже он счел необходимым внять иным мнениям: рутина старой бюрократии и стремление продемонстрировать «организационный порядок» сделали свое дело. В дополнение к этому благочестивые речи Керрла по сути своей не являлись продуманной тактикой переходного периода, они демонстрировали его моральные убеждения. В этом заключалась и заключается опасность, ибо национал – социалист, откровенно пятясь назад, пытается свести на нет достигнутое. Философские взгляды Керрла довольно примитивны, его религиозные представления застряли на уровне теорий о «германских христианах». В личном плане он, в общем, имеет на это право, но, будучи лицом официальным, не может провозглашать это частью концепции движения. Сами по себе такие обывательские взгляды, возможно, и хороши, ибо могут сослужить службу в словесной перепалке, особенно с учетом того обстоятельства, что вести борьбу с церковью в обозримом будущем мы не намерены. На государственном уровне надлежит делать то, что является жизненно необходимым, выступая на конференциях в гау и во время других важных мероприятий, я формулирую абсолютно четкую позицию. Вся здоровая партия идет за мной и расценивает Министерство по делам церкви как необходимое зло, причем степень убежденности в его необходимости постоянно уменьшается. Партия на периферии приходит в ярость по той причине, что церковные комитеты в гау приводят заинтересованных к «присяге на верность вероучению». Это тоже во благо, ибо все, что происходит, в конце концов должно направиться в русло, уготованное этому в первую очередь мной.

Господин Керрл не переносит меня. Будучи в политическом отношении национал – социалистом, он, тем не менее, сопротивляется мировоззренческим следствиям [этого] и стремится склонить фюрера на свою сторону. Иногда мне приходится смеяться над этими гротескными попытками. Один случай весьма показателен. Вечером 29 марта я находился в Рейхсканцелярии, чтобы разделить с фюрером радость по случаю итогов выборов ^[332]. Фюрер стоял у входа в свои апартаменты в окружении соратников по партии. Фюрер, смеясь, приветствовал меня уже издалека: «Ну, Розенберг, что вы на это скажете! Мой предвыборный лозунг оказался удачным, не так ли? Даже епископы были бессильны против настроений на Рейне – колокола звонят!» Я поздравил его. Фюрер продолжал: «А ведь результаты оказались бы совсем иными, если бы предметом голосования стал “Миф”». Я ответил: «Верно. Должно пройти не меньше ста лет». Затем фюрер осведомился о размере тиража «Мифа»: 470 000! И вот через некоторое время я узнаю, что Керрл с мещанским самодовольством пересказывает эпизод, заявляя, что я «краснел как юнец». Позже он поинтересовался у фюрера: «Я тоже дал вам повод для беспокойства?» На что фюрер похлопал его по плечу: «Ну что вы, дорогой Керрл, вы никогда не давали мне повода беспокоиться». К[еррл] не преминул возгордиться, не осознавая того, что люди, лишенные собственных мыслей и не имеющие твердой позиции, ни при каких обстоятельствах не дают повода для «беспокойства».