– Это другое. Это технология, а то – суеверие.
Теперь уже Шэй усмехнулся.
– Слушайте, – сказал Эйдан, – у вас есть слабости, из-за которых вам будет трудно управлять двором, если всё это… – Он поднял руки ладонями кверху. – Если наши планы сработают. От слабостей нужно избавляться. Сосредоточиться на главной цели.
«Сделать следующий шаг в золотом танце».
– Боюсь, у нас всё равно нет вариантов – до «тюльпанов» нам не добраться, – сказал Шэй.
– Вы хотя бы выяснили, во сколько они закрываются?
– В шесть.
– Тогда нам повезло, потому что некоторые из этих чёртовых местечек работают и после полуночи. – Эйдан развернулся. – Встретимся здесь в десять.
– Вы куда?
– Вы сказали, тридцать устройств. Нам понадобится помощь, чтобы перевезти их.
– Как мы вообще до них доберёмся?
– Ну это очевидно, – сказал Эйдан. – Мы вломимся в мастерскую.
7
– Шэй, проснись. Шэй.
Его трясли бестелесные руки. Он попытался освободиться, но тут его глаза сфокусировались сначала на пальцах, потом на предплечьях, а потом и на лице, обрамлённом рыжими локонами.
Мюриель.
– Мне приснился кошмар, – сказал он.
– Забудь. Выгляни в окно.
– Дай я просто полежу ещё пару минут.
– Проснись, что-то не так. Думаю, в городе что-то случилось.
Он сел на кровати, и тошнотворное чувство кольнуло живот.
– Я всё ещё сплю?
– Да что с тобой? Выгляни в окно.
Он выглянул. Было около семи или восьми вечера – он задремал всего на час, не больше, и пустота внутри после близости ещё не затянулась. Перед ним вниз по склону холма тянулись виноградники. Вдали змейкой вилась дорога, а между ней и рыжей от заката рекой лежал Оуквиль.
На фоне темнеющей кромки неба, из-за крыш, расширяясь, поднимался конус лилового света.
«Дай мне времени до завтрашнего вечера», – сказала она ему вчера.
– Что это за чертовщина? – сказала Мюриель. – И что ты делаешь?
Он не ответил, отчаянно пытаясь просунуть правую ногу в штаны.
Лиловый свет закипел.
Стукнуло сердце.
* * *
– Я всё равно думаю, что нам стоило просто разбить окно, – сказал Эйдан. – Где вы научились вскрывать замки?
– Cестра научила. Она в детстве так баловалась.
Дальнейших вопросов не последовало, ни «Я не знал, что у вас есть сестра», ни «Где она теперь». Через несколько секунд раздался щелчок, и дверь распахнулась в прозрачную темноту «Летающих Тюльпанов».
– Будем ждать ваших людей, Эйдан?
– Нет, идём внутрь. Они прибудут минут через десять.
Столы с грудами ткани, растяжки для одежды. Детский костюм на крючке. Шэю пришлось напомнить себе, почему он не вор, почему его действия были оправданны.
Дверь на другой стороне зала приблизилась, а вместе с ней и рвотное, дышащее эфиром головокружение. Раньше вот тут стоял верстак; Шэй и Дэнни как-то пили пиво вон там. «Ты нормальный парень, Дэнни, хороший. Не переживай. У тебя всё получится».
Голоса на улице, шёпот Эйдана:
– Пригнитесь.
Шэй скорчился позади стола, молясь, чтобы груда тряпок на нём скрыла его макушку. Когда голоса стали громче, он выглянул из-за волнистых складок льна.
Компания молодых людей прошла мимо окон. Одна из них, девушка, подошла ближе к стеклу, то ли чтобы заглянуть внутрь, то ли чтобы посмотреть на собственное отражение. Молодой мужчина засмеялся.
– Идём… – что-то громкое и неразборчивое. – Ну же.
Девушка прислонилась к стеклу ладонями. Темнота стёрла черты её лица, и лунный свет проходил прямо сквозь волосы. Шэй представил, что её губы шевелятся.
В следующий миг среди теней поползли крошечные лиловые гирлянды – Эйдан стянул одну из своих перчаток.
Снова смех:
– …Идём.
– Эйдан, – прошептал Шэй. – Всё хорошо, они уходят.
Девушка отстранилась от окна, но гирлянды продолжали мерцать, пока голоса снаружи не превратились в эхо.
Стукнуло сердце.
* * *
Лиловый свет кипел.
– Лена!
На площади перед мастерской – руки, масса рук, тянувшая его за плечи, за лацканы камзола.
– Отцепитесь от меня! – Шэй наотмашь бил по ладоням и пальцам, пробиваясь сквозь толпу. – Лена! Лена!
Конечно же, она его не слышала. Возможно, её даже не было в мастерской – он всё ещё цеплялся за надежду, что гигантская воронка, бурлившая и поднимавшаяся к небу, не имела к ней никакого отношения.
Может, она пошла на виноградники. Может, она вышла освежиться.
Здание маячило впереди, отбрасывая тень на многоножку толпы.
Он внезапно вырвался на свободный участок площади, споткнувшись и чуть не упав. Не было никакого перехода, рядом не осталось ни одного зеваки – в трёх метрах перед входной дверью начиналась мёртвая зона.
Он обратил внимание на то, как прогнулась крыша, словно смятая гигантской рукой, как окна вогнулись внутрь.
Кто-то крикнул: «Остановите его!» – но никто не двинулся с места.
Секундное колебание – всё, что он мог себе позволить. Где-то наверху, теперь вне поля зрения, кружилась лиловая воронка.
Шэй вошёл в мастерскую.
Колёса и верёвки, спутанные в кошмарную паутину; стена напротив входа в ухмылке раззявила пасть, в которой застрял наконец приземлившийся шкаф.
Всё выглядело так, словно что-то пыталось засосать здание изнутри, и по ряби, застывшей на потолке, он определил, где это что-то находилось.
Эпицентр лежал за дверью на противоположной стороне зала.
Точнее, за покорёженным и искалеченным дверным проёмом.
Стукнуло сердце.
* * *
Эйдан толкнул дверную ручку.
Комната была маленькой, шесть на шесть метров. Несколько полок, швабры, сгрудившиеся в густо лежащей тени. Лунный свет просачивался через единственное окно у потолка, отражаясь от лакированного пола.
– Ладно, мы, похоже, на месте, – сказал Эйдан. – Так где устройства?
Шэй постучал носком сапога по половицам.
– Нам понадобятся молоток и лом.
– Или что-то ещё, чем можно ломать доски. Необязательно делать всё чисто, знаете ли. Вы поройтесь на этих полках, а я посмотрю в соседних комнатах.
Рубленые шаги Эйдана разнеслись по главному залу, и Шэй сглотнул ком в горле, жалея, что не может так же легко справиться с приступом клаустрофобии.