Рабыня - читать онлайн книгу. Автор: Тара Конклин cтр.№ 55

28 августа 1848 г.

Милая Кейт,

Что за времена у нас настали, Кейт! Прошлой ночью в дом пришла девушка. Она была на сносях, хотя сама, казалось, этого не понимала, хотела только одного – бежать. Она не сказала нам, откуда она бежит. По-видимому, не издалека, ноги у нее были сбиты, но не кровоточили, хотя она была почти в бреду от усталости. Я боялась за ее ребенка и за себя, она выглядела полубезумной. После долгих расспросов она сказала, что ее зовут Джозефиной.

Прошлой ночью в дом пришла девушка.

У нее с собой почти ничего не было, ни узелка, ни свертка, только кукурузный початок в одном кармане и портрет женщины в другом, весьма искусно нарисованный. Я спросила ее, кто рисовал, но она не ответила, только посмотрела печальным взглядом. Она была молода, моложе меня, и отец, и я были глубоко тронуты. Я молча сидела с ней, поглаживая ее по голове, а отец взял еду из кладовой и оставил нас наедине. Возможно, он думал, что мы поговорим как подруги или как сестры, но это было трудно, мы были из разных миров. Как я ее ни уговаривала, она так и не рассказала, что привело ее к нашему сараю. Вместо этого она говорила о цвете неба и гор, о цыплятах, заболевших птичьей болезнью, о том, что дети играют и смеются, что корова перестала давать молоко, что простыни, развеваясь, сохнут на ветру. Это был странный рассказ, и не рассказ даже, скорее серия картинок, которые она нарисовала мне в воздухе.

Когда отец наконец вернулся, она спала на полу, положив голову мне на ногу. «Мы не можем отправить ее, – сказал отец. – У нее помрачение ума, и она может родить в любой момент. Она не выдержит путешествия». На самом деле я думала так же, но что нам было делать? Я решила, что ей нужно выспаться, а потом мы хорошо накормим ее, приведем в чувство и перевезем в фургоне на другую станцию «железной дороги», где будет не так опасно. Ответ отца удивил меня. «Мы не можем рисковать и везти ее в фургоне. Под досками тесно, она может закричать или начать рожать. После того как поймали Альфреда, патрулей стало больше, и я не могу подвергать нас риску».

Я осторожно повернула ее голову и встала, чтобы посмотреть отцу в глаза. «А что же нам делать? Не можем же мы бросить девушку, ведь она пришла к нам за помощью». Он ответил: «Мы не можем спасти всех. Если нас раскроют, что будет с нами, с Сэмюэлом, с мамой? Мы не можем поставить под угрозу все наши усилия». Так мы и стояли лицом к лицу, пока девушка спала. Я снова спросила, что нам делать. Я еще никогда не говорила с папой так холодно, но мной владели гнев и разочарование. Почему именно эта девушка? Почему сейчас нельзя рисковать? «Может быть, отвести ее к шерифу с просьбой о помиловании, – сказал отец. – Я же не предлагаю оставить ее на дороге. Что-нибудь придумаем».

Он продолжал говорить, но все его предложения казались мне невозможными, потому что это были просто разные пути к одному и тому же – вернуть девушку хозяевам, где ее почти наверняка ждет суровое наказание. И ее нерожденного ребенка мы обрекали на рабство. «Тогда я сама помогу ей. Одна», – сказала я отцу, полностью веря, что сумею. Кто бы заподозрил такую девушку, как я? Я придумал бы какую-нибудь легенду, загрузила бы фургон припасами для поездки, взяла бы маленький револьвер, который мама прятала в задней кладовой.

Но, Кейт, этому не суждено было случиться. Как я жалею, что мы говорили во весь голос! Потому что девушка Джозефина тем временем проснулась. Должно быть, она притворялась, будто спала, и слышала наш разговор, папины сомнения, его планы вернуть ее назад. В какой-то момент – не знаю, слышала ли она, что я намеревалась действовать в одиночку, – она выскользнула из сарая и выбежала в холодную ночь, под грозовые тучи. Я искала ее, звала в темноте так громко, как только осмеливалась, но она ушла.

Отец сказал только: «Прости меня», но его лицо говорило другое. Он заметил, что между нами пролегла трещина, и трещина эта затянулась, когда девушка исчезла во тьме.

Но трещина не затянулась. Я не могу забыть черствость отца по отношению к девушке, ведь из всех беглецов, которых мы видели на нашем пороге, она, безусловно, больше всех нуждалась в нашей помощи. И именно этой девушке мы не смогли помочь.

Твоя

1 сентября 1848 г.

Дорогая Кейт,

Я не могу смотреть отцу в глаза. Конечно, мама это заметила, хотя не говорит ни слова и ведет себя как всегда, как будто ничего не изменилось. Я чувствую почти физический сдвиг, как будто небо изменило цвет или воздух стал плотнее, и мне все труднее дышать. Сэмюэл с его молчаливой наблюдательностью увидел, что со мной что-то не так, и не отходил от меня весь день. Вчера он ходил за мной с утра до вечера, и наконец я поведала ему печальную историю о девушке. Он давно уже должен был спать, но поднялся по лестнице и скользнул ко мне под одеяло, как всегда после ночного кошмара.

Наконец мы заснули, и мне приснилась она. Она бежала, и именно я преследовала ее, не патрульщик или ее хозяин, а я, она убегала, оглядываясь, и глаза ее были полны страха, а я изо всех сил старалась не отставать, и мне не хватало дыхания, чтобы объяснить, в чем дело. У девушки были необычные глаза, я не упоминала об этом? Зеленовато-синие, с желтыми крапинками, большие и ясные, несмотря на ее усталость.

Утром я сидела в церкви и почти не слышала, что говорит пастор Хоуди, мысли мои были далеко. Я смотрела на алтарь над головой пастора, на грубо вырезанный крест, потемневший за все эти годы, теперь он, кажется, светится темным огнем. Помнишь, как бывает, когда еще видны желтые волокна и каждая метка топора? Когда древесина еще новая и свежая? Я думала о том, что время вовсе не лечит все раны, что я и сегодня чувствую боль от смерти Перси так же, как в тот день на берегу реки, когда папа услышал мои крики и наконец вытащил его из воды. Время не лечит, Кейт, но облегчает боль. Моя боль уменьшилась. Теперь меня ранит память о том дне у реки, а не сама скорбь. Это звучит глупо, да? И, может быть, через год это будет память о памяти, и с каждым днем я все дальше от истинного источника моей скорби. Не знаю, хорошо это или плохо. Но думаю, я должна жить. Я бы не выжила, если бы это горе так и осталось новым и свежим. Сможет ли время облегчить тяжесть, которая давит на меня после неудачи с этой девушкой? Да, я слышу твой голос и верю тебе. Боль исчезнет, но наша ошибка останется. Этого нельзя отменить, а ведь именно по таким поступкам нас в конце концов судят, по ним мы все должны судить сами себя.

Страница