Дезертиры любви - читать онлайн книгу. Автор: Бернхард Шлинк cтр.№ 48

В Нью-Йорке, работая, он вечно воображал себя и Сару занимающимися любовью. Эти фантазии не мешали ему продумывать мысль или составлять предложение. Но, додумав до конца мысль или дописав предложение, он поднимал взгляд и видел за окном дождь и представлял себе, как они с Сарой любят друг друга под шум дождя, стучащего в окно; или он сидел на скамейке в парке, смотрел на детей и представлял себе, как они с Сарой любят друг друга и зачинают ребенка; или он видел женщину, стоявшую спиной к нему, облокотясь на перила, и смотревшую на Гудзон, и представлял себе, что это Сара и он подходит к ней сзади, поднимает ей подол и входит в нее. Когда он уставал, он представлял себе, как они засыпают, утомленные любовью, ее попа у его живота, его рука на ее груди, и запах любви окутывает их. Но и эти фантазии, и эти страстные желания остались в Нью-Йорке, пусть даже только потому, что эрекция, к которой они вели, причиняла боль.

Или так и должно быть? И это естественно, что он уже не принадлежит своей старой родине и еще не принадлежит новой? И тот, кто переходит через линию фронта, оказывается на ничейной земле?

13

И самолет над Атлантикой – тоже ничейная земля. В нем едят, пьют, спят, просыпаются, лодырничают или работают, но, что бы там ни делали, все это только воздушная возможность – пока самолет не приземлится и не состоится прибытие. Только когда сытость, выспанность или сделанная работа принесены в мир внизу, они становятся реальны. Анди не был бы удивлен, если бы самолет разбился.

В Нью-Йорке из прохлады здания аэропорта он вышел в тяжелый, горячий воздух. Было шумно; машины торопились и скапливались, такси сигналили, и регулировщик пронзительными свистками наводил порядок в этой суете ожидающих и отъезжающих. Анди высматривал Сару, хотя она предупредила, что встречать его не поедет и что в Нью-Йорке вообще никто никого в аэропорту не встречает. В такси при закрытом окне было слишком жарко, а при открытом – продувало. «Хватай такси и – ко мне, как можно скорее», – сказала Сара. Вообще говоря, он не мог себе позволить разъезжать на такси. И не понимал, почему он должен приехать как можно скорее. А что изменится, если он приедет через час? Или через три, или – семь? Или завтра? Или через неделю?

Сара купила цветы, большой букет красных и желтых роз. Она поставила охлаждаться шампанское и перестелила постель. Она ждала его в мужской рубашке с коротким рукавом, едва прикрывавшей попу. Она выглядела соблазнительно и соблазнила его раньше, чем он почувствовал страх, который, как он полагал, мог появиться в этот первый раз после обрезания: страх, что будет больно, или что ощущения будут искажены, или – притуплены, или что он стал импотентом.

– I missed you, – сказала она. – I missed you so much ^[34].

Она не заметила, что он обрезан. Не заметила ни когда они были в постели, ни когда он встал голый, не одеваясь открыл шампанское, наполнил бокалы и принес к кровати, ни когда они вместе стояли под душем. Они сходили поесть, потом в кино и потом шли по сверкающему асфальту домой. Она была все той же Сарой, Анди так хорошо знал ее голос, ее запах, ее талию, которую он обнимал. Стали ли они ближе друг другу? Больше ли он принадлежит ей, ее миру, этому городу и этой стране?

За едой она рассказала о командировке в Южную Африку, куда она должна была ехать вместе с заказчиком, и спросила Анди, не сможет ли он сопровождать ее. Он выразил сожаление, что не побывал в Южной Африке времен апартеида и не увидел мира, современником которого был и который канул безвозвратно. Она посмотрела на него, и он знал, о чем она подумала. Но почувствовал, что это стало ему безразлично. Он искал в себе прежнее возмущение и прежнюю потребность возражать и исправлять – и не находил. Она ничего не сказала.

Перед тем как заснуть, они лежали, повернувшись друг к другу. Он видел ее лицо, освещенное белым светом фонаря.

– Я обрезан.

Она ощупала его пенис:

– Ты был… нет, ты не был… или… Слушай, у меня от тебя голова кругом. Почему ты сейчас об этом сказал – что ты обрезан?

– Просто так.

– Я думала, ты не обрезан. Но если ты все-таки… – Она помотала головой. – У вас ведь это не так обычно, как у нас, да?

Он кивнул.

– Раньше мне хотелось узнать, какие ощущения, когда в тебе необрезанный мужчина, – другие ли они, лучше или хуже. Подруга говорила, что разницы нет, но я не знала, можно ли ей верить. А потом я сказала себе, что с необрезанным мужчиной не много выгадаешь, потому что другие ощущения, если они вообще другие, могут быть от любых причин. Но как по-разному чувствуешь обрезанных мужчин! – Она прильнула к нему. – И как хорошо чувствовать тебя!

Он кивнул.

На следующий день он проснулся в четыре часа утра. Он хотел заснуть снова. Но он не смог. Внутри у него было десять часов и был ясный день. Он встал и оделся. Открыл дверь квартиры, выставил туфли и сумку в коридор и так осторожно закрыл дверь, что замок лишь слегка щелкнул. Он надел туфли и вышел.

1

После того как повстанцы обстреляли аэропорт и задели пассажирский самолет, гражданское воздушное сообщение было прервано. Наблюдатели прилетели на американском военном транспортнике, выкрашенном в белый цвет и с синими опознавательными знаками. Их встретили офицеры с солдатами и повели по рулежной дорожке, по длинным коридорам и через большой зал мимо замерших транспортеров, закрытых касс и пустых прилавков. Световая реклама не горела, информационные табло ни о чем не информировали. Большие окна были до уровня груди заложены мешками с песком. Во многих окнах не было стекол. Под ногами наблюдателей и сопровождающих хрустели осколки и скрипел песок.

Перед залом ждал маленький автобус. Дверь его была открыта, и наблюдателей пригласили внутрь. Как только последний из них вошел, два джипа выехали перед автобусом, два грузовика с солдатами пристроились сзади, и колонна тронулась в бодром темпе.

– Господа, я рад вас приветствовать.

В седом и седоусом пожилом человеке, стоявшем между передними сиденьями и державшемся за их спинки, наблюдатели узнали президента. Это был человек-легенда. Он был избран президентом в 1969 году и через два года смещен военными. Страну не покинул и позволил посадить себя в тюрьму. В конце семидесятых под давлением американцев был переведен под домашний арест, в восьмидесятые ему разрешили открыть адвокатскую практику, а в девяностые – организовать оппозицию. Когда повстанцы и военные вынуждены были начать переговоры о мире, обе стороны согласились восстановить его президентство. Никто не сомневался, что по итогам предполагавшихся свободных выборов он будет в этой должности утвержден.

Колонна добралась до окраин столицы; хижины из досок, пластиковой пленки и картона; кладбище, в склепах которого жили, а могильные плиты использовали в качестве фундамента под стены; маленькие кирпичные домики, крытые волнистым железом. Вдоль улицы бежали женщины, мужчины и дети с баклажками для воды. Было видно, как здесь жарко и сухо, все было покрыто песчаной пылью, даже асфальт дороги, и за колонной неслись вихри. Стекла автобуса через некоторое время потемнели. Президент говорил о гражданской войне, терроре и мире.