Как только его выпустили из больницы, Гамильтон попытался разыскать Филлис. Занятие оказалось не из легких – более чем скромные площади больниц города были переполнены, и она лежала, как и он прежде, во временном помещении. Но и тогда, когда он наконец разыскал это помещение, его не пустили к ней, заявив, что пациентка спит. И даже не удостоили его никакой информацией о состоянии девушки, поскольку он ничем не мог подтвердить свои права на такие сведения из частной жизни.
Однако он проявил столько настырности и занудства, что в конце концов ему сказали, что Филлис вполне здорова, если не считать легкого недомогания, вызванного газовым отравлением. Этим ему и пришлось удовлетвориться.
Гамильтон мог бы угодить в серьезные неприятности, имей он дело с мужчиной, однако бороться ему пришлось с мрачной, несгибаемой матроной, которая была, пожалуй, вдвое жестче его самого.
У Феликса было завидное свойство – он способен был выбросить из головы ситуацию, в которой был бессилен помочь. И потому, едва он вышел из больницы, Филлис напрочь исчезла из его мыслей. Машинально он направился было домой, но потом – впервые за много часов – вспомнил о Монро-Альфе.
Идиот несчастный! Что с ним могло произойти? Предпринимать какие-либо официальные шаги, чтобы это выяснить, Гамильтону не хотелось, ибо так можно было невольно выдать связь Монро-Альфы с заговорщиками. Впрочем, скорее всего, тот успел уже это сделать сам.
Ни тогда, ни в другое время Феликсу не приходило в голову «поступить достойно» и выдать Клиффорда. Мораль Гамильтона была строго прагматична, почти совпадая с общепринятой, но в то же время в ней доминировал живой и эмоциональный эгоизм.
Феликс вызвал служебный кабинет Монро-Альфы – нет, Клиффорда там не было. Вызвал квартиру. Телефон не отвечал.
Пораскинув мозгами, Гамильтон решил отправиться к другу домой, допуская при этом, что может оказаться там первым.
На звонок в дверь никто не отозвался. Феликс знал код, хотя в обычных обстоятельствах ему бы и в голову не пришло им воспользоваться. Однако сейчас обстоятельства были исключительными.
Монро-Альфу он нашел в комнате отдыха. При виде Гамильтона Клиффорд поднял глаза, но не поднялся навстречу и не проронил ни слова. Гамильтон подошел и уселся перед ним:
– Итак, вы вернулись.
– Да.
– Давно?
– Не знаю. Несколько часов.
– Так ли? Я вам звонил.
– Так это были вы?
– Конечно я. Почему вы не отвечали?
Монро-Альфа тупо и безмолвно посмотрел на Гамильтона и отвел взгляд.
– А ну-ка встряхнитесь! – рявкнул выведенный из себя Феликс. – Возвращайтесь к жизни! Путч провалился. Вы в курсе, верно?
– Да, – безжизненно кивнул Монро-Альфа и добавил: – Я готов.
– Готов – к чему?
– Разве вы пришли не арестовать меня?
– Я? Великое Яйцо! Я же не блюститель.
– Это не важно. Мне все равно.
– Послушайте, Клифф, – серьезно заговорил Гамильтон, – что с вами случилось? Вы все еще переполнены болтовней Макфи? Или решили стать мучеником? Вы были дураком – но ведь нет смысла становиться полным идиотом! Я доложил, что вы были моим агентом.
(Только сейчас его осенила эта идея – и позже, если понадобится, он ее осуществит.)
– Вы совершенно чисты перед законом. Ну же, говорите! Ведь вы не участвовали в боях?
– Нет.
– Так я и думал – особенно после той дозы снотворного, которым я вас накачал. Еще немножко – и вы бы слушали сейчас райских птичек. Тогда в чем же дело? Вы все еще фанат этого чертового болвана из «Клуба выживших»?
– Нет. Это было ошибкой. Я был не в своем уме.
– Что правда, то правда. Но поймите: хоть вы и не в состоянии сейчас это оценить, но вы легко отделались. Вам не о чем беспокоиться. Просто въезжайте в старую колею – и никто ничего не заподозрит.
– Это не поможет, Феликс. Ничто не поможет. Но все равно – спасибо. – Монро-Альфа улыбнулся кроткой, слабой улыбкой.
– Но тогда, ради всего… у меня страстное желание врезать вам прямо по физиономии, чтобы как-то расшевелить.
Монро-Альфа не отвечал. Он сидел безучастно, закрыв лицо руками. Гамильтон потряс его за плечо:
– В чем дело? Да что же, в конце концов, случилось? Что-нибудь, о чем я не знаю?
– Да. – Это было сказано почти шепотом.
– Может, расскажете?
– Это не важно, – отмахнулся Монро-Альфа, однако тут же начал рассказывать – и уже не мог остановиться; размеренно, тихим голосом, не поднимая головы, он повествовал обо всем, что с ним приключилось. Казалось, он разговаривает сам с собой, что-то повторяя, чтобы заучить наизусть.
Гамильтон слушал – с ощущением неловкости, то и дело порываясь остановить друга. Никогда еще он не видел, чтобы человек так выворачивал душу. Это казалось непристойным.
Но Клиффорд все продолжал и продолжал, пока жалкая и расплывчатая картина не обрела беспощадной четкости.
– И вот я вернулся сюда. – Он смолк, так и не подняв глаз.
– И это все? – спросил пораженный Гамильтон.
– Да.
– Вы уверены, что ничего не пропустили?
– Нет, конечно нет.
– Тогда что же вы здесь делаете?
– Ничего. Мне просто некуда больше идти.
– Нет, Клифф, все-таки вы доведете меня до смерти! Действуйте! Начинайте! Поднимайте свою жирную задницу – и двигайте.
– Что? Куда?
– За ней, безмозглый идиот! Идите – и найдите ее.
Монро-Альфа устало покачал головой:
– Видимо, вы не слушали. Говорю вам: я пытался ее сжечь.
Гамильтон глубоко вздохнул, задержал дыхание, выдохнул и только после этого заговорил:
– Послушайте меня. Кое-что о женщинах я знаю, хотя порой мне и кажется, будто на самом деле не понимаю в них ничего. Но вот в чем я совершенно уверен: женщина никогда не позволит такой мелочи, как попытка разок выстрелить в нее, стать между вами – если, конечно, вы вообще имели у нее хоть какой-то шанс. Она вас простит.
– Вы ведь не всерьез так считаете? – Лицо Монро-Альфы все еще хранило трагическое выражение, но он уже уцепился за надежду.
– Разумеется, всерьез. Женщина простит все, что угодно. – И в проблеске внезапного озарения Гамильтон добавил: – В противном случае человечество давно бы уже вымерло.
11
«…Тогда человек – нечто большее, чем его гены!»
– Не могу сказать, – заметил достопочтенный член Совета от района Великих озер, – чтобы меня убедила аргументация брата Мордана в пользу проекта, предложенного ради того, чтобы обеспечить согласие молодого Гамильтона на передачу по наследству его врожденных качеств. Правда, я не очень хорошо знаком с деталями вовлеченной генетической линии…