Кристин, дочь Лавранса - читать онлайн книгу. Автор: Сигрид Унсет cтр.№ 312

Вдруг она заметила, что Гэуте пристально смотрит на нее. И она улыбнулась быстро и чуть виновато – пора было им распрощаться, а ей – идти дальше.

Гэуте кликнул свою лошадь, которая паслась на зеленой лужайке и ушла далеко вперед. Он побежал за лошадью, вернулся назад, и они попрощались. Кристин уже вскинула котомку на спину, а Гэуте вдел ногу в стремя, но вдруг он обернулся и шагнул к ней:

– Матушка! – (На мгновение она заглянула в глубину его растерянных, пристыженных глаз.) – Вы, верно, были не… вы, верно, были не очень довольны этот последний год, матушка? Ведь Юфрид ничего плохого не думает, она вас очень почитает; но мне, быть может, следовало почаще напоминать ей, какая вы женщина и какой вы были всегда…

– Что это тебе взбрело в голову, мой Гэуте? – Мать говорила кротко и изумленно. – Я и сама хорошо знаю, что уже немолода, а старым людям трудно угодить, но я все же не такая дряхлая старуха, чтобы у меня не хватило ума понять тебя и твою жену. Мне очень неприятно, если Юфрид думает, что я не ценила ее старания избавить меня от лишних хлопот и забот. Сын мой, не думай, что я не вижу достоинств твоей жены или не чувствую твоей верной сыновней любви. А если я и не выказывала этого так, как вам бы по справедливости, быть может, и хотелось, то будь снисходителен ко мне и помни: таковы уж мы, старики…

Гэуте, разинув рот, уставился на мать…

– Матушка… – Вдруг он разразился слезами, прислонился к лошади и стоял так, содрогаясь от рыданий.

Но Кристин держалась стойко; в ее голосе не прорвалось ничего, кроме изумления и материнской доброты:

– Мой Гэуте, ты молод летами, и так уж повелось, что ты всегда был моим любимым ягненочком, как, бывало, говорил твой отец. Но все равно, сынок, тебе не следует принимать это так близко к сердцу: ведь теперь ты уже взрослый мужчина и сам стал хозяином в доме. Если бы я еще шла в Рим-град или в Иерусалим, тогда… А на этом пути меня вряд ли поджидают большие опасности. Спутников я всегда найду, если не доходя до Тофтара, то уж, во всяком случае, когда приду туда. В это время года из Тофтара каждое утро отправляются в путь толпы пилигримов…

– Матушка, матушка, простите нас!.. Простите нас за то, что мы отобрали у вас власть в усадьбе, загнали вас в угол…

Кристин, слегка улыбнувшись, покачала головой:

– Боюсь, что вы, дети, считаете меня очень властолюбивой женщиной…

Гэуте шагнул к ней; тогда она взяла его руку в свою, а другую руку положила к нему на плечо, снова убеждая его в том, что она не хочет быть неблагодарной ни к нему, ни к Юфрид, да благословит его Бог. Потом она повернула сына к лошади и со смехом стукнула его кулаком между лопаток – на счастье.

Она неподвижно стояла и смотрела ему вслед, пока он не скрылся за холмом. Как красив он был верхом на рослом вороном коне!

Кристин испытывала странное ощущение – она так остро воспринимала все окружающее: напоенный солнцем воздух, знойный аромат соснового леса, треск кузнечиков в траве. И в то же время в своей собственной душе она видела встававшие там картины прошлого. Одно видение сменилось другим: покинутый людьми дом, совершенно безмолвный и мрачный; от него веяло запустением; час отлива, берег, от которого далеко отступило море, светлые, отточенные прибоем камни, кучи безжизненных темных водорослей, обломки кораблекрушений…

Потом она приладила поудобнее котомку за плечами, взяла посох и отправилась в путь – вниз, в долину. Если ей не суждено больше вернуться сюда, значит так угодно Богу и бесполезно мучиться. Но видно, это все оттого, что она состарилась… Кристин осенила себя крестом и зашагала быстрее, стремясь поскорее спуститься с горы и выйти на дорогу, которая проходила мимо усадеб.

Со стороны проселочной дороги лишь в одном месте можно было различить домики усадьбы Хэуг на самом краю горной цепи. При одной мысли об этом сердце Кристин начинало биться.

Как Кристин и предполагала, она встретила множество паломников, когда к концу дня пришла в Тофтар. На следующее утро все они отправились в горы.

Священник со своим слугой и две женщины – мать и сестра священника – ехали верхом и вскоре намного опередили пешеходов. Кристин почувствовала, как кольнуло в сердце, когда она поглядела вслед этой другой женщине, ехавшей между своими двумя детьми.

* * *

Ее спутниками были двое пожилых крестьян из небольшой усадьбы, расположенной тут же, в горах Довре. С ними были еще двое мужчин помоложе – ремесленники-горожане из Осло, – да еще крестьянин с дочерью и ее мужем, совсем юными. Они везли с собой ребенка, маленькую девочку лет полутора от роду, и у них была лошадь, на которой они по очереди ехали верхом. Эти трое были из отдаленного прихода Андабю, находившегося на юге страны. Кристин и не знала, где это.

В первый же вечер Кристин попросила, чтобы ей дали взглянуть на ребенка, потому что он плакал не переставая. Девочка была такая жалкая, с большой лысой головкой и маленьким, бессильным тельцем. Она не могла ни говорить, ни даже сидеть. Мать, казалось, стыдилась своего ребенка, и когда на следующее утро Кристин предложила молодой женщине понести немного ее дочку, та охотно оставила ребенка на попечение Кристин, а сама ушла далеко вперед; она, по-видимому, была кукушкой. Но они были очень молоды, и она и ее муж, – лет восемнадцати, не больше; и женщина, видно, устала таскать тяжелого ребенка, который вечно хныкал и плакал. Дедушка малютки был некрасивый, угрюмый и сварливый человек, не очень еще старый; он-то и пожелал отправиться с внучкой в Нидарос – видно, любил ее. Кристин шла в этом шествии последней, вместе с ним и двумя францисканскими монахами, и сердилась на своего спутника из Андабю за то, что тот ни разу не предложил монахам воспользоваться его лошадью. Любому было видно, что молодой монах тяжко болен.

Старший монах, брат Арнгрим, был маленький, кругленький человечек с круглым румяным веснушчатым лицом, живыми карими глазами и рыжим, как у лисицы, венчиком волос вокруг лысой макушки. Он болтал без умолку. Больше всего рассказывал он о бедности, в которой жили они, босоногие монахи из Скидана. Их орден недавно получил усадьбу в этом городке, но они так обнищали, что были почти не в состоянии отправлять богослужения, а церковь, которую они намеревались построить, вряд ли будет когда-нибудь воздвигнута. Он считал виновными во всех бедах богатых монахинь с острова Гимсёй, которые затеяли против них судебную тяжбу. Ничтоже сумняшеся возводил он на них самые тяжкие обвинения. Кристин была не по душе эта болтовня монаха, и маловероятными казались ей его рассказы о том, что аббатиса монастыря была-де избрана не по правилам и что монахини просыпают часы молитвы, и сплетничают, и ведут непотребные речи за столом в монастырской трапезной. Об одной сестре монахине он даже прямо сказал, что люди не верят в ее целомудрие. Но, впрочем, Кристин видела, что брат Арнгрим был добросердечным и услужливым человеком. Он подолгу нес больного ребенка, когда замечал, что у Кристин уставали руки. Когда же ребенок кричал благим матом, монах пускался бежать со всех ног вперед, высоко задирая полы своей рясы, так что можжевельник царапал его черные, волосатые икры, а брызги болотной воды разлетались в разные стороны. Он громко звал молодую мать, крича ей, чтобы она остановилась и покормила голодного ребенка. Потом бежал обратно к больному, к брату Тургильсу; с ним он обращался как самый нежный и любящий отец.