За все, чем мы дорожим - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Полякова, Эрика Воронович cтр.№ 200

По дороге Габи с трудом удерживалась, чтобы не начать довольно потирать руки. Куратор программы охотно принял ее документы… и сказал, что ее с радостью ждут здесь через неделю. Обработка данных, мол, и все такое. Обмен опытом от ученицы самого полковника Темпла – всегда здорово. Но даже стул в приемной понял бы: нечего там обрабатывать столько времени. Похоже, Темницки успела и сюда. Габи еще удержала лицо, хотя и не без труда. В общественном каре губы откровенно дрожали. Оказавшись наконец одна, она впилась зубами себе в руку, а потом от души пнула стенку и заорала. Орала долго, на одной ноте, пока не сбилось дыхание и не закружилась голова. Хорошо еще, что в сомбрийских квартирах звукоизоляция, как правило, рассчитана хоть на пьяную оргию с танцами на столах.

«Так, дорогуша. Если ты намерена раскисать до такой степени, то дуй обратно к капитану Темницки. Примет с распростертыми объятиями и упакует в клинику. И о службе ты забудешь как минимум до будущего года». Габи скрипнула зубами. Нет уж. С этого, с позволения сказать, «отдыха» она должна выйти дееспособной. А значит, сидеть и ныть – последнее дело. Тем более когда есть чем заняться. Решительным движением Габриэль поотключала все уведомления на комме и консоли. Видеть она не желала никого.

Следующие три дня прошли как один. Габриэль рассортировала огромную гору заметок, не вошедших в статью, которую она публиковала весной. Написала еще один материал, вдвое больше. Нашла в архивах неучтенные данные, добавила. Когда спина начинала просить пощады от долгого сидения за клавиатурой, Габриэль бралась за парошвабру и губки. Квартира сияла не хуже корабельного медблока. Наконец последние пылинки были изгнаны, огромная статья готова и отослана… и внезапно оказалось, что делать больше нечего. А ничего не делать было нельзя – иначе оставалось только сесть и уставиться в стену. Или позорно реветь. Габи было стыдно за тот срыв при Асахиро, хотя она и знала, что он поймет. И еще ей было стыдно вот так вот бесполезно сидеть дома. «Когда коммандер там валяется как гребаная распотрошенная лягушка». Умом она понимала, что ее участие в этой истории закончилось, но на душе по-прежнему было паршиво. Настолько паршиво, что надо было срочно заткнуть эти мысли, занявшись делом. А вот сосредоточиться ни на чем не выходило.

Габриэль попыталась вспомнить, когда в последний раз что-то ела, но не смогла. Когда спала – тоже. Но, в конце концов, какие мелочи, с авралом в медблоке не сравнить. Габи села за клавиатуру – пальцы заплетались, буквы путались. Обругав себя последними словами, она отошла и попыталась взбодриться зарядкой. А то что за дела – целых три дня без упражнений! Но после первых же движений перед глазами заплясали цветные пятна, и Габи обнаружила себя на полу.

«Позорище! Простые упражнения сделать не могу. Совсем раскисла. А ну-ка подняла свою задницу!».

Это оказалось проще подумать, чем сделать. Тело упорно отказывалось слушаться. Габи так и валялась на полу, от безысходности матеря себя вслух. В ход пошло все то, что изрекал Ари, когда на тренировке в Академии потянул ногу. На особо заковыристом пассаже про задницу с рогами послышался сигнал от входной двери. Габи издала приглушенный рык, вспомнив, что забыла его отключить. Со злости она даже поднялась на ноги, но идти открывать не собиралась.

– Кого там принесло? – прошипела она себе под нос. – Никого не хочу видеть. Меня нет дома. На службу мне нельзя. Официально, между прочим, – ядовито прибавила она. – Отца нет в городе, остальные идут…

Но сигнал повторился.

36.

Флёр проснулась от собственного крика. Давненько с ней такого не было. Казалось бы, кошмары отпустили, когда она познакомилась с Жаном, а когда в ее жизни появились друзья по театру, Леон, Имельда, а особенно Габриэль, она про них и вовсе забыла. А вот поди ж ты, стоило только почитать про Терру, дали о себе напомнить.

Новостные узлы были скупы на подробности: попытка захвата власти на далеком Маринеске, вооруженная стычка, есть погибшие – но Флёр достаточно было знать, чей корабль туда полетел, чтобы перепуганный разум начал подсовывать всякие ужасы. Терране жалости не знают. Попади кто к ним в руки – сведения будут выбивать любой ценой и всеми доступными средствами. Это говорили ей и младший Макэда, и капитан корсаров, который вез ее на Сомбру. Весь перелет Флёр гнала от себя мысли о том, что сделали с ее родителями, а уже на планете ей долго снились кошмары о том, как тем же способом хотят убить и ее. Долгое время Флёр не могла смотреть на хирургические инструменты. По иронии судьбы она встретила и полюбила человека, у которого скальпель – продолжение руки.

Флёр включила новости. Говорили мало, подробностей почти не было. Только госпожа Президент в строгом темно-синем костюме, цвет которого идеально совпадал с цветом космофлотских мундиров, с белой траурной повязкой на рукаве, стояла перед камерой, выпрямившись во весь свой невысокий рост и безупречно держа спину, и делала заявление. Смысл ускользал. Флёр выключила консоль, кое-как запихала в себя какой-то завтрак и отправилась на репетицию. Репетиция тоже не задалась. Режиссер с утра ходил злой и на всех рычал. Даже позволил себе высказаться в адрес Флёр – мол, пусть не гордится терранской школой вокала, и вообще нечего тут гордиться чем угодно терранским. Флёр знала, что он человек горячий и всякого может наговорить, но тут не выдержала и в перерыве разрыдалась. И когда режиссер тронул ее за плечо, сказав: «Ну не реви, я погорячился», – Флёр злобно ответила: «Моя девушка полетела с теми, кто попал в бойню». Запоздало подумала, что это, наверное, закрытая информация, но уже поздно. Впрочем, ответ попал в цель. Режиссер ошарашенно замолчал, сам вытер ей слезы, принес воды, попросил прощения еще раз и отменил остаток репетиции, сказав: «Если что, ты ни в чем не виновата». Флёр доехала домой общественным каром. Ложиться спать было страшно. По счастью, в домашней аптечке нашлось снотворное, а назавтра был выходной. Ей удалось забыться тяжелым сном, после которого она проснулась с квадратной головой, но хотя бы без сновидений.

Следующие дни тянулись в постоянном напряжении. Режиссер порекомендовал хорошего психолога. «Ты же правда одна из лучших. Я не хочу, чтобы ты свалилась с нервным срывом каким-нибудь», – сказал он. Флёр занесла код канала в память комма, но так и не набрала. Комм она не снимала, а потому, когда однажды он завибрировал на запястье ранним утром – по ее меркам и вовсе посреди ночи – она подскочила как по тревоге. Сон моментально улетучился. Звонил Жан.

– Флёр, они вернулись. Я знаю, что должен тебе это сказать сразу. Леон только зашел.

– Габи… – у Флёр задрожали губы. – Где… – голос куда-то пропал.

– Жива. Вроде как поехала в госпиталь с ранеными. Сегодня похороны погибших, Леон тоже идет.

– Спасибо, – Флёр говорила еле слышно, голос ее не слушался, но Жан понял.

– Я бы не стал ей сейчас звонить. Но вот после похорон ей может понадобиться поддержка.

Сама Флёр на церемонию не пошла – подозревала, что Габи вряд ли захочет, чтобы она видела ее в этот момент. Но посмотрела репортаж, отметив очень корректную работу журналистов – никто не лез с камерой в лицо к родственникам и не болтал попусту. Однако и после похорон Габриэль не вышла на связь. Просто не отвечала на звонки. Флёр начала беспокоиться. Понятно, что нужно прийти в себя, но ведь уже три дня!