Голубой замок - читать онлайн книгу. Автор: Люси Мод Монтгомери cтр.№ 18

— Мы определенно должны получить совет врача, — согласился дядя Джеймс.

— Все, договорились. А ты, Амелия, пока веди себя, как будто ничего не произошло, и наблюдай за нею. Не позволяй ей оставаться одной. Более того, не позволяй ей спать одной в комнате.

Вновь завывания миссис Фредерик.

— Я не смогу. Позавчера вечером я предложила, чтобы Кристина спала в ее комнате. Она решительно отказалась — и заперла дверь. О, ты не знаешь, как она изменилась. Она не работает. По крайней мере, не шьет. Она, конечно, выполняет обычную домашнюю работу. Но она не подмела гостиную вчера утром, хотя мы всегда подметаем ее по четвергам. Она сказала, что подождет, пока там будет грязно. «Ты предпочла бы подмести грязную комнату, чем чистую?» — спросила я ее. Она сказала: «Конечно, тогда я увижу результат своей работы». Подумать только!

Дядя Бенджамин подумал.

— Банка с ароматическими травами, — кузина Стиклз произнесла это как заклинание, — исчезла из ее комнаты. Я нашла осколки под окном. Она не сказала нам, что произошло.

— Никогда бы не подумал о Досс, — заметил дядя Герберт. — Она всегда казалась такой тихой, разумной девушкой. Немного отсталой, но разумной.

— Единственное, в чем можно быть уверенным в этом мире, это таблица умножения, — изрек дядя Джеймс, чувствуя себя умнее, чем когда-либо.

— Хорошо, давайте взбодримся, — предложил дядя Бенджамин. — Почему девушки из хора похожи на хороших фермеров?

— Почему? — спросила кузина Стиклз, поскольку кто-то должен был спросить, а Валенси не было.

— Любят выставлять лодыжки, — хихикнул дядя Бенджамин.

Кузина Стиклз подумала, что дядя Бенджамин немного неделикатен. Тем более перед Олив. Но он был мужчиной, что поделать.

Дядя Герберт подумал, что после ухода Досс стало скучно.

Валенси спешила домой сквозь синеватые сумерки — очень спешила. Приступ, что настиг ее, когда она, к счастью, уже добралась до убежища своей комнаты, был очень сильным, хуже всех прежних. Возможно, она умрет от одного из таких. Было бы ужасно умирать от такой боли. Но, может быть, смерть и есть такова. Валенси ощутила горестное одиночество. Когда ей стало легче, и она смогла размышлять, Валенси попыталась представить, что рядом есть кто-то сочувствующий — тот, кто искренне беспокоится о ней, тот, кто просто возьмет ее за руку и ничего больше, тот, кто просто скажет: «Да, я понимаю. Это страшно, но будь храброй — тебе скоро станет лучше», а не тот, кто лишь суетится и тревожится. Не мать и не кузина Стиклз. Отчего-то она подумала о Барни Снейте. Почему, посреди пугающего одиночества боли, она вдруг ощутила, что он мог бы сопереживать, жалеть тех, кто страдает? Почему он казался ей старым добрым другом? Не оттого ли, что она защищала его, восстав против своей семьи?

Сначала ей было так плохо, что она даже не смогла добраться до лекарства, выписанного доктором Трентом. Но затем ей удалось принять его, и вскоре пришло облегчение. Боль отпустила, Валенси лежала на кровати, усталая, изнурённая, в холодном поту. О, как это было страшно! Ей не вынести, если такие приступы будут часто повторяться. Кто бы возражал против смерти, будь она немедленной и безболезненной. Но так страдать, умирая!

Внезапно она поняла, что смеется. Как весело прошел ужин. И все оказалось так легко. Она просто высказала все, что думала. Их лица! Дядя Бенджамин, бедный ошарашенный дядя Бенджамин! Валенси была уверена, что он сегодня же перепишет завещание. Олив получит кусок Валенси от его жирного пирога. Олив всегда получала то, что принадлежало Валенси. Вспомнить хотя бы ту горку из песка. Она посмеялась над своей семьей так, как ей всегда хотелось, и была сейчас полностью довольна. Но она тотчас подумала, что это слишком ничтожная причина для удовлетворения. Могла ли она не пожалеть себя хоть немного, когда никто другой этого не делал?

Валенси встала и подошла к окну. Влажный свежий ветер шевелил молодую листву деревьев в роще, трогал лицо с нежностью мудрого, любящего, старого друга. Слева, на лужайке миссис Тредголд, темнели пурпурными силуэтами тополя, — Валенси было видно их между конюшней и старой вагонной мастерской — над одним из них пульсировала молочно-белая звезда, словно живая жемчужина в серебристо-зеленом озере. Далеко за станцией фиолетово темнели вершины леса, окружающего озеро Миставис. Белый, полупрозрачный туман висел над ними, а выше — сиял тонкий юный полумесяц. Валенси взглянула на него через свое худенькое левое плечо.

— Я желаю, — загадочно произнесла она, — чтобы у меня была одна маленькая горка из песка, прежде чем я умру.

Дядя Бенджамин очень скоро понял, что дал слишком легкомысленное обещание отвести Валенси к врачу, не посчитавшись с нею самой. Валенси не пошла. Валенси рассмеялась ему в лицо.

— С какой стати я должна идти к доктору Маршу? С моей головой все в порядке. Хоть вы все и думаете, что я внезапно сошла с ума. Нет, ничего подобного. Я просто устала жить, угождая другим, и решила угождать себе. Да и у вас будет что обсудить, кроме истории, как я украла малиновый джем. Вот так-то.

— Досс, — мрачно и беспомощно сказал дядя Бенджамин, — ты сама на себя не похожа.

— А на кого я похожа? — спросила Валенси.

Дядя Бенджамин был озадачен.

— На твоего дедушку Вансбарра, — ответил он безнадежно.

— Спасибо, — Валенси казалась весьма довольной. — Это настоящий комплимент. Я помню дедушку Вансбарра. Он был одним из немногих разумных существ, которых я знала — почти единственным. И не стоит без толку браниться, умолять или командовать, дядя Бенджамин, или обмениваться взглядами с мамой или кузиной Стиклз. Я не пойду к врачу. А если вы приведете его сюда, не выйду к нему. И что вы с этим поделаете?

В самом деле! Было бы неприлично, да и невозможно силой тащить Валенси к врачу. Но иного способа явно не имелось. Слезы и мольбы матери были напрасны.

— Не волнуйся, мама, — сказала Валенси, беспечно, но вполне вежливо. — Конечно, я не стану делать ничего ужасного. Я просто хочу слегка повеселиться.

— Повеселиться! — Миссис Фредерик произнесла это слово, словно Валенси сказала, что хочет слегка заразиться туберкулезом.

Олив, посланная своей матерью, чтобы выяснить, сможет ли повлиять на Валенси, вернулась с пылающими щеками и сердитым взглядом. Она сказала, что с Валенси ничего невозможно сделать. После того как она, Олив, мягко и разумно, как с сестрой, поговорила с нею, все, что Валенси удосужилась ответить, сузив странные глаза до щелочек, было:

— Я не показываю свои десны, когда смеюсь.

— Она больше обращалась сама к себе, чем ко мне. А еще, мама, все время, пока я говорила, она делала вид, что не слушает меня. И это не все. Когда я наконец поняла, что все, что я сказала, не имеет для нее значения, я попросила, чтобы она, когда Сесил придет на следующей неделе, хотя бы при нем не говорила ничего странного. Мама, и что, ты думаешь, она ответила?