Голубой замок - читать онлайн книгу. Автор: Люси Мод Монтгомери cтр.№ 19

— Даже не могу представить, — простонала тетя Веллингтон, готовясь к чему угодно.

— Она сказала: «Мне бы хотелось шокировать Сесила. Для мужчины у него слишком красные губы». Мама, я никогда не смогу относиться к Валенси по-прежнему.

— Ее разум поражен болезнью, — важно сказала тетя Веллингтон. — Не нужно ждать, что она способна отвечать за свои слова.

Когда тетя Веллингтон сообщила миссис Фредерик все, что Валенси ответила Олив, миссис Фредерик потребовала, чтобы дочь извинилась.

— Ты заставила меня извиниться перед Олив за то, чего я не делала, пятнадцать лет назад, — ответила Валенси. — Используй то старое извинение сейчас.

Вновь собрался торжественный семейный конклав. Пришли все, кроме кузины Глэдис, которая так страдала от неврита в голове «с тех пор, как бедняжка Досс помешалась», что не могла вынести никакой ответственности. Они решили, взглянув фактам в лицо, что самым мудрым будет на какое-то время оставить Валенси в покое — «Вернуть ей ее голову», как выразился дядя Бенджамин, «внимательно наблюдать за нею, но лишний раз не трогать». Термин «бдительное ожидание» тогда еще не был изобретен, но именно такой политики решили придерживаться растерянные родственники Валенси.

— Мы должны следовать за событиями, — сказал дядя Бенджамин.

— Проще, — важно добавил он, — взбивать яйца, чем собирать, когда они разбиты. Конечно, если она станет опасной…

Дядя Джеймс проконсультировался с доктором Амброузом Маршем. Доктор одобрил их решение. Он заметил разгневанному дяде Джеймсу, желающему куда-нибудь запереть Валенси, что она пока не совершила или не сказала ничего, что доказывало бы ее сумасшествие, а при теперешнем упадке нравов нельзя запирать людей без доказательств. Ничто из рассказанного дядей Джеймсом не показалось доктору Маршу особо тревожащим — он даже несколько раз прятал под рукой улыбку. Но ведь он же не был Стирлингом. И очень мало знал прежнюю Валенси. Дядя Джеймс удалился и по пути в Дирвуд пришел к выводу, что, судя по всему, Амброуз Марш не такой уж хороший врач и что Аделаида Стирлинг могла бы найти себе мужа получше.

Жизнь не может остановиться, потому что произошла трагедия. Еда должна быть приготовлена, даже если умер сын, а крыльцо должно быть починено, даже если ваша единственная дочь лишилась рассудка. Миссис Фредерик, по своей привычке к порядку, давным-давно установила, что во вторую неделю июня должна ремонтироваться веранда на входе, крыша которой опасно прогнулась.

Ревущий Абель был нанят на эту работу много лун назад. Он явился точно в утро первого дня второй недели и принялся за работу. Разумеется, он был пьян. Ревущий Абель всегда был пьян. Но сейчас он находился в первой стадии, когда становился разговорчивым и дружелюбным. Запах виски, исходящий от него, истерзал миссис Фредерик и кузину Стиклз за обедом. Даже Валенси, с ее эмансипацией, не была от этого в восторге. Но ей нравился Абель, его живая, красноречивая речь, и она, вымыв посуду, вышла и уселась на ступеньку, чтобы побеседовать с ним.

Миссис Фредерик и кузина Стиклз сочли этот поступок ужасным, но что они могли поделать? Валенси лишь усмехнулась в их сторону, когда они позвали ее в дом, и не сдвинулась с места. Однажды начав не повиноваться, нетрудно продолжать. Сложным был лишь первый шаг. Они побоялись сказать ей что-то еще, чтобы она не устроила сцену в присутствии Абеля, который разнесет это по округе с собственными комментариями и преувеличениями. День выдался холодным, несмотря на июньское солнце, и миссис Фредерик слишком замерзла, чтобы сидеть у окна столовой и слушать их разговор. Ей пришлось закрыть окно, и Валенси с Ревущим Абелем смогли побеседовать без свидетелей. Но если бы миссис Фредерик знала, какие последствия будет иметь этот разговор, она бы помешала ему, пусть даже крыльцо осталось бы без ремонта.

Валенси сидела на ступеньке, открывшись прохладному бризу. Этот июньский холод заставил тетю Изабеллу прийти к выводу, что времена года меняются. Валенси не беспокоило, схватит она простуду или нет. Как приятно было сидеть здесь, посреди зябкого, прекрасного, ароматного мира и чувствовать себя свободной. Она вдыхала чудесный чистый воздух, подставляла ветру руки, позволяла ему ворошить волосы и слушала Ревущего Абеля — он рассказывал о своих невзгодах в перерывах между веселым стуком молотка под шотландские напевы. Валенси нравилось слушать его. Каждый удар его молотка звучал, словно музыкальная нота.

Старый Абель Гей, несмотря на свои семьдесят лет, до сих пор был величаво, патриархально красив. Его громадная борода, лежащая поверх голубой фланелевой рубашки, до сих пор была пламенно-нетронуто-рыжей, хотя волосы — белы, как снег, а глаза — остро, по-молодому голубы. Огромные рыжевато-седые брови больше походили на усы. Возможно, поэтому его верхняя губа всегда была тщательно выбрита. Щеки его алели, и, по идее, таким же должен был быть, но не был, нос. Красивый, прямой орлиный нос, которому мог бы позавидовать самый родовитый из римлян. Ростом шесть футов два дюйма без обуви, Абель был широкоплеч и узкобедр. В молодости он слыл знаменитым любовником, считая, что все женщины слишком очаровательны, чтобы привязать себя к одной из них. Его жизнь была бурной многоцветной панорамой безрассудств, авантюр, доблестей, удач и неудач. В сорок пять он женился на милой хрупкой девушке — его похождения свели ее в могилу за несколько лет. Он был благочестиво пьян на ее похоронах и настаивал на повторном прочтении пятьдесят пятой главы Книги пророка Исайи — Абель знал наизусть почти всю Библию и Псалмы, — пока священник, которого он не любил, произносил или пытался произнести проповедь. С тех пор в его доме хозяйничала его старая неряха-кузина, она готовила еду и поддерживала порядок. В таком неутешительном окружении и росла маленькая Сесилия Гей.

Благодаря демократичности средней школы, Валенси довольно хорошо знала «Сисси Гей», хотя та и была на три года моложе. После окончания школы их пути разошлись, и она долго ничего не слышала о ней. Старый Абель был пресвитерианцем. Это заключалось в том, что его венчал пресвитерианский священник, а также крестил его ребенка и отпевал его жену, но он разбирался в пресвитерианской теологии лучше, чем многие проповедники, что делало его опасным для них в спорах. Но Ревущий Абель никогда не посещал церковь. Каждый пресвитерианский священник, появлявшийся в Дирвуде, пытался — не более одного раза — приобщить Ревущего Абеля. Но в конце концов его оставили в покое. Преподобный мистер Бентли жил в Дирвуде восемь лет. Посетив Ревущего Абеля на третий месяц своего пасторства, он больше не трогал его. Он зашел к Ревущему Абелю и застал его в теологической стадии опьянения, за которой всегда следовала сентиментально-слезливая, а дальше — ревуще-богохульная. Завершающей была красноречиво-молитвенная, когда он на какое-то время пылко признавал себя грешником в руках рассерженного Господа. Абель никогда не заходил дальше. Обычно он засыпал, стоя на коленях, и просыпался трезвым, но никогда в своей жизни не бывал «мертвецки пьяным». Он заявил мистеру Бентли, что является надежным пресвитерианцем и уверен в своем выборе. У него нет грехов — о которых бы он знал — чтобы раскаиваться.