На службе Франции. Президент республики о Первой мировой войне. В 2 книгах. Книга 1 - читать онлайн книгу. Автор: Раймон Пуанкаре cтр.№ 114

…Эта большая цель – усиление нашей армии – будет сопряжена теперь с другой немаловажной выгодой: она освободит запасные батальоны от людей, которые загружают их порой в ущерб дисциплине и порядку.»

Вторичное рассмотрение вопроса, продолжает комиссия, лишь еще больше, если возможно, утвердило ее в этом убеждении. Она единодушно повторяет заключение, подтвердила вынесенное, тоже единодушно, комиссией 1914 г. решение, доведенное до сведения военного министра в письме от 22 января 1915 г. Она самым решительным образом настаивает на том, чтобы безотлагательно приступили к организации пополнений в количестве от четырехсот до пятисот тысяч человек, предоставляемых в распоряжение главнокомандующего. Комиссия полагает, что по крайней мере часть этих пополнений целесообразно было бы подготовить в укрепленном лагере Парижа. «Проникнутая сознанием серьезности момента и твердым намерением не упустить ничего, что в ее власти, для предотвращения опасности, комиссия постановляет направить копию этого решения вместе с мотивировкой его президенту республики как председателю верховного совета национальной обороны, председателю совета министров и военному министру. С подлинным сверено. Ш. де Фрейсине».

Я зачитал перед советом министров этот документ, и было решено, что я приму сегодня президиум сенатской комиссии, но в присутствии Вивиани и Мильерана. Я сам неоднократно требовал образования дополнительной армии. Весь совет министров согласился с моим мнением. Мильерана удалось убедить. Но он долгое время наталкивался на сопротивление со стороны Жоффра. В тот день, когда состоялся завтрак с участием членов правительства и главнокомандующего, последний определенно высказался против образования армии для маневренных действий, равно как против образования экспедиционного корпуса. Теперь он примкнул к нашему взгляду, но Мильеран все еще сталкивался при исполнении с такими затруднениями, что не решился дать комиссии твердое обещание. Отсюда инцидент, по поводу которого обратились ко мне.

Итак, Фрейсине, Леон Буржуа, Клемансо, Думер и Будано явились в Елисейский дворец. Клемансо входит с сердитым видом, я протягиваю ему руку, он слабо пожимает ее своей рукой, затянутой в серую перчатку. Прежде всего я замечаю своим посетителям, что их шаг несколько необычен, что я не имею права вступать в обсуждение какого-либо вопроса с парламентом или его комиссиями, но в виде исключения в данных обстоятельствах я готов их выслушать. Они отвечают мне, что, так как теперь фактически отменена возможность интерпеллировать правительство, им в случае конфликта с последним не остается ничего другого, как обращаться к моей юрисдикции. К этому термину прибег Фрейсине. Что касается Клемансо, он менее любезно заявил, что желает облегчить свою ответственность, другими словами, насколько я понимаю, свалить ее на меня. Он прибавил также, что сумел же я сменить военного министра без участия парламента. Я ответил, что перемена была произведена не мною, а председателем совета министров и правительством, конечно, с моего согласия, но в полной независимости и под их конституционной ответственностью. Установив этот факт, я даю слово своим посетителям, и они излагают свое предложение.

Я не могу сказать им, в какой мере я согласен с ними, и даю слово Мильерану, не желая показать им, что расхожусь с ним во взглядах. Он не без резкости защищает то, что называет прерогативами правительства, и слова его отнюдь не могут произвести на наших собеседников впечатление, что он действительно намерен создать дополнительную армию. Фрейсине настаивает дребезжащим голосом, мягко, деликатно, но ясно; Клемансо – сердито, резко, категорически; Думер – властным и жестким тоном. Мильеран продолжает обороняться и не выдает своих мыслей. Я пытаюсь дать понять президиуму комиссии, не выдавая военного министра, что правительство одного мнения с комиссией. Но все это произвело на сенаторов неопределенное впечатление, и эта неопределенность еще усугублена была тем, что в тот же день Мильеран написал Фрейсине письмо, которое показалось уклончивым и не удовлетворило Фрейсине. Когда наши собеседники удалились, я упрекнул Мильерана в том, что он был слишком замкнут. «Я не могу переделать себя», – ответил он. В надежде уладить дело я посылаю письмецо Фрейсине и прошу его повидаться со мной, причем из уважения к его преклонному возрасту вызываюсь сам посетить его. Он желал явиться снова в Елисейский дворец, но я настоял на своем и отправился к нему на квартиру на улице Фазаньего Двора; это было в воскресенье утром, 14-го. Я конфиденциально сообщаю ему, что Мильеран и правительство оказались в разногласии с Жоффром. Главнокомандующий желал, чтобы не трогали запасных батальонов, он боялся, что у него будут отняты резервы, необходимые для пополнения активов и особенно для возмещения потерь в ходе операции. Фрейсине признает, что здесь налицо серьезное затруднение, однако полагает, что Жоффр главным образом опасается передачи новой армии в руки независимого от него командующего. Поэтому Фрейсине вызвался добиться постановления комиссии о том, что эта дополнительная армия тоже должна находиться под верховным командованием генералиссимуса. Я сказал ему, что, во всяком случае, правительство и Мильеран твердо решились создать эту армию, но надо считаться с Жоффром, который уже говорил о своем намерении подать в отставку. Фрейсине согласен, что последняя была бы несчастьем. «Но, – замечает он, – Жоффр несколько раз ошибался. Он ошибся в Шарлеруа. Он ошибся в Эльзасе. Надо открыть ему глаза».

Фрейсине рассказал мне, что президиум обратился ко мне не по инициативе Клемансо или Думера. Это Леон Буржуа потребовал, чтобы председатель комиссии отправился к президенту республики, а Фрейсине, со своей стороны, пожелал, чтобы его сопровождали оба вице-председателя. Он уверяет меня, что комиссия ничуть не питает враждебных чувств к Мильерану, но министр поступает неправильно, не становясь открыто на указываемый ему путь. В остальном Фрейсине подчеркивает, что на фронте, всюду ставшем неподвижным, местные бои обходятся нам слишком дорого. В самом деле, в сводках главной квартиры с их тягостной монотонностью можно вычитать между строк, что наши потери продолжаются изо дня в день.

Чтобы избежать этого застоя, правительство помышляет не только о создании резервной армии, оно продолжает иметь в виду диверсию через Салоники. В бытность Делькассе в Лондоне Китченер обещал нам одну дивизию. Но английский военный министр и сэр Эдуард Грей держались того мнения, что если отправка франко-английского корпуса может побудить Грецию вступить в войну на стороне Сербии, то только присутствие русских войск может увлечь болгарский народ и заставить действовать короля Фердинанда и правительство Радославова. Тогда и Румыния, несомненно, встанет перед необходимостью последовать за Болгарией (Лондон, № 200). Между тем великий князь Николай Николаевич сначала заявил, что лишен возможности послать русские войска на Балканский полуостров. Впоследствии он говорил об отправке одного казачьего полка (Петроград, № 209). Пришлось оказать на него давление, как это сделал Жоффр, и только тогда он согласился с мыслью послать одну пехотную бригаду (Петроград, № 2 30).

Тем временем фантазия Сазонова продолжает неутомимо работать и сочинять новые демарши в Афинах, Бухаресте и Софии (Петроград, № 219 и 220). Но Братиану со дня на день откладывает решение Румынии (Бухарест, № 69). Что касается Венизелоса, он раздумал и формулирует свою позицию следующим образом (Афины, № 42): «Одно из двух: либо Болгария выступит против Турции – тогда Греция поддержит Сербию, либо же Болгария останется при своей, скорее недоброжелательной, позиции, несмотря на все противоположные заверения Радославова, – тогда Греция выступит лишь в том случае, если выступит Румыния». В ответ на это Делькассе счел целесообразным подбодрить Венизелоса и известить его о предстоящей в близком времени отправке франко-британских войск (из Парижа в Афины, № 62).