История войны 1813 года за независимость Германии - читать онлайн книгу. Автор: Модест Богданович cтр.№ 86

Переговоры, веденные в Неймаркте насчет продолжения перемирия, подали Наполеону предлог замедлить открытие «пражских конференций», к которым приступал он весьма неохотно. Союзные парламентеры на неймарктском съезде – граф Шувалов и барон Круземарк – не имели определительных сведений об условии дрезденской конвенции продолжить перемирие до 29 июля (10 августа), кроме 6 дней после этого срока, до истечения которых не должны были возобновиться военные действия, а потому не считали себя вправе продолжить перемирие долее 23 июля (4 августа). Сверх того, союзные парламентеры не соглашались на дозволение послать французских офицеров по одному в каждую из крепостей, обложенных союзными войсками, и на увеличение количества запасов, поставляемых для гарнизонов сих крепостей в продолжение перемирия⁵. 10 (22) июля они, с разрешения главнокомандующего союзными армиями Барклая-де-Толли, изъявили согласие на продолжение перемирия до 29 июля (10 августа), но отказали в прочих требованиях французских парламентеров. Это подало повод к довольно колкой переписке. В письме начальника штаба французской армии к французским комиссарам в Неймаркте, Дюмутье и Флаго, Бер-тье, изложив, со своей точки зрения, все выгоды, тогда бывшие на стороне Наполеона, и заметив, что его армия не имела никакой надобности в перемирии, писал: «Должно быть, союзники имеют такое же превратное понятие о положении французской армии, какое они имели перед сражением при Люцене; в противном случае они не льстили бы себя надеждой на успех действий. Они отступят за Вислу еще скорее, нежели ушли за Эльбу; они будут иметь дело с армией, которая своей силой в пехоте, кавалерии и артиллерии изумит их еще более, нежели та, с коей встретились они при Люцене…»⁶

Барклай-де-Толли, получив письмо Бертье, пересланное к нему графом Шуваловым и бароном Круземарком, отправил к ним депешу, долженствовавшую служить ответом начальнику штаба французской армии. В этой депеше Барклай, поставив на вид сговорчивость российского монарха сперва принять, а потом продолжить перемирие, писал: «Ему неизвестно, имеет ли французская армия надобность в перемирии или нет, но он твердо помнит, что перемирие было предложено Коленкуром, что во время его заключения отряды Воронцова и Чернышева находились у ворот Лейпцига и генерал Арриги был обязан своим спасением единственно прекращению военных действий, и что Бюлов, разбив маршала Удино, находился в двух переходах от Дрездена и совершенно отрезал сообщения французской армии. Из всего этого вы видите, господа, что мы судим довольно правильно о настоящем положении дел. Не отвлекаясь от такого понятия никакими предположениями насчет последствий, которые могло бы повлечь за собой возобновление военных действий, я считаю себя вправе сказать утвердительно, что Его Величество император принял их в расчет при составлении своих соображений, и что его храбрые войска будут сражаться против французских войск на берегах Одера с таким же мужеством, с каким они защищали свое отечество, каковы бы ни были силы их противников в пехоте, кавалерии и артиллерии; что самые необъятные вооружения не могут ни изумить, ни устрашить их. Но, несмотря на средства, которые Его Величество находит в духе своих войск и в непоколебимости своих союзников, государь император не отказывается от мирного соглашения, и для достижения этой цели он доставил венскому кабинету всевозможные удобства и совершенно ему вверился. С такой же уступчивостью видам императора Франца государь согласился на продолжение перемирия. Но из этого не следует, чтобы русское правительство считало себя обязанным удовлетворять новые домогательства французских комиссаров, не могущие ни под каким видом считаться следствием продолжения перемирия. И потому вы откажете формально в командировании французских офицеров в осажденные крепости, которого истинные причины нам понятны.

Что же касается до жалоб на недостаточность продовольствия, доставленного данцигскому гарнизону, то они были бы основательны, если бы сила этого гарнизона в действительности простиралась до 25 000 человек. Но, так как число войск, находящихся в его составе, гораздо менее, то очевидно, что принц Вюртембергский нисколько не нарушил условий перемирия, определяющих количество доставляемых запасов по наличной силе гарнизона, а не по той, которую, быть может, требуют обложенные крепости»⁷.

Наконец союзники согласились допустить французских офицеров в Кюстрин и Штетин; в отношении же прочих обложенных крепостей, Данцига, Модлина и Замо-стья, условлено, чтобы запечатанные депеши начальника штаба французской армии и конвенция о продолжении перемирия были доставлены комендантам сих крепостей русскими офицерами, которые долженствовали привезти ответы в запечатанных конвертах не позже восьми дней. Касательно снабжения продовольствием крепостей в продолжение перемирия постановлено предоставить решение возникших по сему предмету недоразумений уполномоченным воюющих держав в Праге, при посредничестве Австрии, и приняв за основание, каким образом поступали прежде в подобных обстоятельствах⁸.

Казалось бы, эти споры о продолжении и о некоторых условиях перемирия не должны бы замедлить открытие несравненно важнейших переговоров в Праге, но Наполеон остановил отъезд Коленкура из Дрездена до подписания конвенции о перемирии. Замедление его прибытия в Прагу едва было не вывело из терпения не только Меттерниха, но и находившегося тогда в Брандейсе (в 18 верстах от Праги) императора Франца, считавшего такой поступок личной себе обидой. Уполномоченные России и Пруссии, опасаясь, чтобы Наполеон не воспользовался неопределенностью перемирия и не нарушил его внезапным нападением на российско-прусскую армию, желали знать, как намеревалось поступить в таком случае австрийское правительство и разрешено ли будет союзным войскам войти в пределы Австрии, ежели обстоятельства того потребуют. Граф Меттерних, по повелению императора Франца, отвечал, что возобновление действий Наполеоном прежде условленного срока 16 августа будет сочтено за оскорбление посредничествующей державы и за враждебный поступок в отношении к ней самой. Следовательно, в случае нарушения Наполеоном перемирия ничто не может препятствовать вступлению союзных армий в пределы Австрии⁹.

В ожидании Коленкура уполномоченные рассуждали о форме предстоявших совещаний. Меттерних предложил – как уже было условлено прежде – вести переговоры по примеру Тешенского конгресса 1779 года, на котором уполномоченные обеих сторон представляли проекты требуемых им условий посреднику и от него же получали ответы противной стороны на свои предложения. Подобный способ ведения переговоров, на который в числе прочих держав тогда изъявила согласие и Франция, предупреждая горячность словесных прений и подавая посреднику возможность смягчать жесткость обоюдных притязаний, мог послужить к выигранию времени, которого оставалось весьма мало, и потому сей способ был принят охотно министрами союзных дворов¹⁰.

Наконец 16 (28) июня приехал в Прагу герцог Виченцский: таким образом, со времени съезда уполномоченных было потеряно 16 дней. При первом свидании с Меттернихом герцог, беседуя о современных событиях, сознался, что французы понесли важные неудачи в Испании. «Что же будет из всего этого?» – спросил Меттерних. «Не знаю, – отвечал Коленкур. – Это зависит от какой-либо прихоти. Но все, что я мог видеть из ваших вооружений, восхитило меня. Скажите только, довольно ли их будет у вас, чтобы заставить нас опомниться?» – «Не беспокойтесь, – сказал Меттерних. – Вас угостят на славу»¹¹. Затем обратившись к графу Нарбонну, Меттерних торжественно объявил, что на ответственность его, в качестве французского посла при венском дворе, возлагается донести императору Наполеону, что, ежели 10 августа не будет заключен мир, то 11 августа Австрия объявит ему войну. Передав в тот же день содержание этого разговора русскому посланнику, Меттерних сказал ему: «Наконец – 10 [августа] мы будем иметь мир, выгоднейший, нежели когда-либо могли ожидать, либо 11 [августа] войну». При этом он повторил несколько раз: «Наполеон уже раз едва не погиб от того, что, заняв Москву, надеялся принудить императора Александра к миру; теперь он погибнет от того, что сомневается в готовности Австрии к войне»¹².