Кутусов посмотрел работы и похвалил дочь, сказав, что, несомненно, у нее большой талант и что он тоже в детстве любил рисовать и заниматься другим творчеством.
— А кто на этом рисунке изображен? — вдруг заинтересовался Стас последней работой Даши, где мы с дочерью, подругами и Валерой стояли, взявшись за руки, и все как один чему-то улыбались, а через нас проходила синяя полоса, отсекая меня и дочь от других.
— Это мама, я, тятя, Катя и Олеся. Мы отдыхаем на реке.
— Тятя? Как интересно ты его зовешь. Как у Пушкина:
Прибежали в избу дети
Второпях зовут отца:
«Тятя! Тятя! Наши сети
Притащили мертвеца».
— Это стихотворение не для Дашиного возраста. Не надо его читать, а то спать не будет. Испугается, — попросила я Стаса.
— Извини. А где твой тятя? — снова обратился Кутусов к Даше.
— Он в деревне. Мама, а когда тятя мне зимний велисепед привезет?
— Велосипед, — поправила я дочь. — Валера говорил про снегокат. Вот снег выпадет и подарит.
— Быстрее бы выпал. Хочу кататься на сне-го-ка-те, — дочке, видимо, понравилось звучание нового слова. — Хочу снегокат. А у меня еще вот что есть, — крикнула Даша и, умчавшись в свою комнату, принесла оттуда маленький, серебристый самолетик. — Это мамин самолетик, но она иногда дает мне им поиграть. Мама, можно дяде тоже поиграть твоим самолетиком?
Кутусов внимательно посмотрел на меня, и в его взгляде было столько нежности, радости, столько сияния. Узнал.
— Можно. Этот самолетик сделал дядя. — Я еле выговорила простое слово — дядя.
— Надеюсь, когда-нибудь ты ко мне прилетишь, — усмехнувшись, проговорил Стас и взял самолет из рук Даши.
И мы замолчали, умчавшись в сложное, но такое прекрасное общее прошлое.
«Дззыыынь», — вдруг раздалось в тишине квартиры. Открыв дверь, я оторопела, когда увидела женщину, стоящую на пороге моего дома. Это была Инесса Ивановна Квашняк.
Глава 24
— Здравствуй, Стася, — тихо сказала она.
— Здравствуйте. Пройдете?
— Если не прогонишь.
Нынешняя Квашняк мало напоминала ту порхающую, как мотылек, симпатичную молодящуюся женщину. Пожалуй, главным отличием ее сегодняшней были глаза, точнее взгляд. Потухший взгляд неживых глаз.
Она прошла в гостиную, где Стас, сидя на диване, читал Даше сказку «Золушка».
— У тебя дочь? А, ну да, Олег писал, что ты родила. Это твой муж?
— Нет, одноклассник и друг — Стас Кутусов. Вы должны его помнить.
— Да-да, Стас. Он когда-то очень нравился Марго, но мальчик почему-то не ответил взаимностью. Хотя я теперь понимаю — почему. Дочь оказалась жестоким и корыстным человеком. А ведь пыталась воспитать ее другой, всю душу отдала.
— Я как-то наткнулась в соцсетях на страничку Маргариты. По-моему, она вполне счастлива: вышла замуж за иностранца, живет в Польше. Правда, вуз так и не окончила.
— Мне об этом мало что известно. Я много раз писала ей на старый адрес, адрес университета, звонила, когда была возможность, но все тщетно. Олег сказал, что квартиру она продала, а сим-карту поменяла. Со мной общаться не желает. Конечно, зачем ей мать-зечка? Ты прости меня, Стася, я так виновата перед тобой, да и перед Олегом тоже. Были деньги, был рядом хороший человек — все растеряла из-за собственной меркантильности и всепоглощающей любви к дочери. И тебя едва не выжила из собственного дома. Виновата. Прости, — повторила она.
Мне не хотелось копаться в прошлом, в мотивах ее и своих поступков, вообще не хотела вспоминать те ужасные два года своей жизни, когда все общение с Квашняк заканчивалось слезами.
— Можно я у вас переночую сегодня, только сегодня? А завтра уеду к подруге в соседнюю область? — тихо спросила она и посмотрела, как перепуганная лань.
— Конечно. Оставайтесь.
Стас неодобрительно глянул на меня, но ничего не сказал.
— Спасибо, девочка.
— Папа перевел вам деньги от проданной мебели, ну и от себя, конечно, добавил. Вот, заберите, — я протянула ей карту. Здесь не очень много, но на первое время хватит. А ваши личные вещи в кладовке.
— Благодарю. А где тот красивый молодой человек, Валера, кажется? Он так на тебе и не женился? Конечно, его можно понять. Ты была такой ершистой, отец совершенно не занимался воспитанием, — сменила тон Инесса Ивановна и как-то незаметно преобразилась. И глаза засияли, и спина распрямилась. Уж не потому ли, что в ближайшем терминале засияла путеводная звезда — папина денежка. Снова покоя не дает золотой телец?
О нет, мадам Квашняк не изменилась, а новую роль сыграла просто блистательно. Ударить по больному, поставить в неловкое положение — в этом вся ее жизненная философия. Напрасно я надеялась на чистосердечное признание, глубокое раскаяние. Ошибочно решила, что тяжелая жизнь в зоне изменила ее и направила на путь исправления. Но, увы!
Посмотрев в серьезные глаза Стаса, я, униженная и оскорбленная, раздраженно бросила:
— Думаю, вопросы излишни. Это не то, что вас сейчас должно волновать.
— Милочка, ты все такая же дерзкая и злая. Окончательно разочаровалась в людях?
Я не успела ответить, за меня это сделал другой.
— Инесса Ивановна, у вас в планах уехать из страны? Наверное, туда, куда обычно русские и немцы со времен бородатых крестоносцев и бравых дружинников ходили решать свои вопросы? Угадал?
— Да, Стасик, хочу к дочери, в Европу. Это моя программа максимум, — расплылась в улыбке мадам Квашняк, почувствовав в Кутусове родственную душу.
«Напрасно ты, дорогая, потеряла бдительность», — пронеслась у меня в голове мысль, — с Кутусовым так нельзя. Однажды можно порезаться о его слова».
— Отлично, вот там и воспитывайте жрицу наемной любви, которой вы, хитрая, меркантильная и корыстная особа, давно не нужны, — нанес сокрушительный удар Кутусов.
Квашняк затихла и снова опустила плечи.
Получила? А вот не надо обижать молодых одиноких мам.
— Да, и я не разочаровалась в людях, просто получала от некоторых из них жизненные уроки и с благодарностью прощалась. Там, где оттенки серого, там нет меня. Это ответ на один из ваших вопросов, Инесса Ивановна.
Провожая поздно вечером Стаса, я поблагодарила его за помощь, поддержку и вообще за потраченный на нас выходной день.
— Звони, если Инесса Ивановна снова будет бузить, жалостливая ты моя.
От этого слова моя на душе стало так тепло и спокойно.
— Не волнуйся, все будет хорошо. Ты ее отрезвил надолго, поверь мне.
Дочка никак не могла заснуть, крутилась, терла глазки, а потом попросила рассказать сказку. Мне тоже не спалось, наверное, от того, что получила изрядную долю эмоций — разных. Ну, хорошо, сказку так сказку, доченька.