Колдовской апрель - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет фон Арним cтр.№ 50

Мистер Бриггс был таким радостно-оживленным, что у нее не получалось вернуться к мыслям о Фредерике, и она в ответ на его расспросы похвалила и слуг, и желтую гостиную, не упомянув, что побывала в ней лишь раз и была оттуда беспардонно изгнана, также она сообщила, что видела мало что из предметов искусства и диковинок, и что если бы кто-то заранее рассказал ей о них, она бы лучше их разглядела, и что все время, с самого приезда, она провела на воздухе, потому что вокруг все было таким прекрасным и так отличалось от всего, что она видела ранее.

Бриггс шел рядом с ней по своей дороге, которая, на счастье, оказалась и ее дорогой, и ощущал всю невинную благодать семейной жизни. Родители его умерли, братьев и сестер у него не было, но по характеру он был человеком теплым и домашним. Будь у него сестра, он бы ее обожал, он избаловал бы матушку, и пребывал как раз в том возрасте, когда подумывают о женитьбе; до сих пор он был вполне счастлив со своими многочисленными возлюбленными, каждая из которых, расставшись с ним, вопреки обычной практике оставалась его преданным другом; он обожал детей и думал, что, наверное, пора уже ими обзаводиться, если он не хочет быть совсем старым, когда его старшему сыну исполнится двадцать. В последнее время даже Сан-Сальваторе казался ему несколько сиротливым. Проходя по замку, он слышал эхо своих шагов. Он чувствовал себя здесь одиноким, таким одиноким, что в этом году решил пропустить здешнюю весну и сдать замок в аренду. Он хотел, чтобы в замке у него была жена. Ему нужен был этот последний штрих тепла и красоты, потому что, когда бы он ни думал о жене, ему на ум приходили только слова «тепло» и «красота» – несомненно, его жена будет женщиной доброй и красивой. Он сам удивлялся тому, как нежно уже любил эту несуществующую жену.

Его дружба с этой дамой с прекрасным именем развивалась так быстро, что, идя по дороге к маяку, он представлял, как расскажет ей все о себе, о своем прошлом и о надеждах на будущее, и мысль о так стремительно развивавшемся доверии заставила его рассмеяться.

– Почему вы смеетесь? – улыбаясь, спросила она.

– Я словно вернулся домой, – ответил он.

– Но вы же действительно вернулись домой!

– Я имею в виду, как будто вернулся домой… Домой к семье. У меня никогда не было семьи. Я сирота.

– О, неужели? – сказала Роуз с должным сочувствием. – Надеюсь, вы не были сиротой очень долго. Нет, не так… Я не то имела в виду, что вы долго пробыли сиротой. Нет… Опять не то. В общем, не знаю, что я имела в виду, кроме того, что мне очень жаль.

Он снова рассмеялся:

– О, я к этому привык. У меня никого нет. Ни сестер, ни братьев.

– Значит, вы единственный ребенок, – вынесла она уместное суждение.

– Да. И в вас есть что-то, что точно отвечает моему представлению о… о семье.

Она искренне удивилась.

– Что-то такое… уютное, – он смотрел на нее, подбирая слова.

– Ну, вы бы передумали, взглянув на мой дом в Хампстеде, – сказала она, представив суровую, холодную обстановку дома, в котором не было ничего мягкого, кроме злосчастной презренной софы Дюбарри. Неудивительно, подумала она вдруг с предельной ясностью, что Фредерик избегает дома. В его семье не было ничего уютного.

– Убежден, что любое место, где бы вы ни оказались, должно быть похоже на вас, – сказал он.

– Уж не хотите ли вы сказать, что и Сан-Сальваторе на меня похож?

– Именно это я и хочу сказать. Разве вы не видите, насколько он прекрасен?

Он уже сказал ей несколько таких фраз. Она наслаждалась прогулкой. У нее не было настолько приятных прогулок со времен ухаживаний Фредерика.

Она вернулась вместе с мистером Бриггсом к чаю, и мистер Уилкинс заметил, что выглядит она теперь совершенно иначе, не так, как раньше. А вот и проблемы, вот и проблемы, сказал себе мистер Уилкинс, мысленно потирая свои адвокатские руки. Он так и видел, как его приглашают для совета. Арбатнот против Бриггса. Беда на пороге, рано или поздно беда случится. Но почему тогда телеграмма Бриггса стала для леди ударом? С другой стороны, она могла побледнеть от нечаянной радости, и тогда неприятности еще ближе, чем он предполагал. Сейчас, правда, она не была бледной, но впервые за все время, что он ее видел, соответствовала своему имени. Что ж, он как раз тот человек, к которому обращаются в беде. Он, безусловно, сочувствовал всем в беду попавшим, но что поделаешь – он как раз тот, кто им нужен.

И мистер Уилкинс, воодушевленный этими мыслями, потому что карьера была для него чрезвычайно важна, принялся воздавать почести мистеру Бриггсу, будучи, с одной стороны, временным и частичным совладельцем Сан-Сальваторе, а с другой – возможным спасителем от гипотетических проблем, и проявлял щедрое гостеприимство, указывая мистеру Бриггсу на замечательные здешние красоты и отведя его к парапету, чтобы продемонстрировать Медзаго на той стороне залива.

Миссис Фишер также была очень любезна. Дом принадлежал этому молодому человеку. Следовательно, он был человеком со средствами. Миссис Фишер испытывала уважение к собственности, и ей нравились люди со средствами. К тому же и собственности, и средствам придавал особую привлекательность тот факт, что их владелец был молод. И то, и другое явно унаследовано, а в наследстве, что ни говорите, есть нечто более респектабельное, чем в приобретении. Это указывало на наличие предков, причем в таком возрасте, когда большинство их либо вообще пока не имеет, либо не желает иметь, и это ей тоже нравилось.

Следовательно, это была очень приятная трапеза, все были чрезвычайно дружелюбны и любезны. Миссис Фишер показалась Бриггсу милой пожилой леди, так он к ней и относился, и магия снова сработала: она превратилась в милую пожилую леди. Она начала испытывать благосклонность к нему, такую благосклонность, которая даже граничила с игривостью – перед тем, как подали чай, она несколько раз включала в обращенные к нему фразы слова «мой дорогой мальчик».

Странные слова из уст миссис Фишер. Вряд ли она когда-либо в своей жизни их использовала. Роуз была поражена. Какие все-таки люди хорошие. И когда она избавится от привычки ошибаться на их счет? Она не подозревала об этой стороне миссис Фишер и подумала, что, может быть, известные ей стороны миссис Фишер были реакцией на ее собственное враждебное и раздражительное поведение. Наверное, так и есть. Какой же тогда она сама была неприятной! Она чувствовала раскаяние, видя, как расцвела миссис Фишер истинным дружелюбием, когда столкнулась с кем-то, кто был с ней мил и очарователен, и, слыша смех миссис Фишер, готова была под землю провалиться от стыда, поскольку этот звук для нее оказался совершенно нов. До сих пор ни она, ни кто-либо другой не слышал, как смеется миссис Фишер. Какой позор для них для всех! Они все смеялись, кто-то больше, кто-то меньше, по разным поводам, с самого прибытия, и только миссис Фишер не смеялась никогда. Значит, она способна радоваться, если так радовалась сейчас, а до этого не радовалась вовсе. И никого это не волновало, кроме разве что Лотти. Да, вот Лотти беспокоилась, она хотела, чтобы миссис Фишер была счастлива, но сама Лотти производила на миссис Фишер плохое впечатление, что же касается Роуз, то не успевала она пробыть в обществе миссис Фишер и пяти минут, как ей уже хотелось ее провоцировать и перечить ей.