– А, вот она кто такая, – сказала леди Фишер, тяжелой походкой шествуя по камешкам к тайному уголку. – Тогда все понятно. Путаница, которую этот Дройтвич устроил в своем департаменте во время войны, вылилась в общенациональный скандал. Там было что-то насчет хищений из общественных фондов.
– Но это невозможно, уверяю вас, предполагать, будто дочь Дройтвичей… – начал было мистер Уилкинс.
– Дройтвичи здесь ни при чем, – прервала его миссис Фишер. – Если взяла на себя обязательства, изволь их выполнять. Я не намерена швыряться деньгами из-за всяких Дройтвичей.
Суровая старая леди. Возможно, иметь с ней дело будет не так просто, как он надеялся. Но явно богатая. Только осознание собственного несусветного богатства может позволить ей так относиться к Дройтвичам. Он расспрашивал Лотти о миссис Фишер, но у нее было очень смутное представление о ее материальных обстоятельствах, она лишь сказала, что ее дом похож на мавзолей, в котором плавает золотая рыбка, но теперь он уверился в том, что обстоятельства весьма благоприятные. И пожалел, что вызвался сопровождать миссис Фишер: у него не было никакого желания присутствовать при том, как она будет делать выговор леди Каролине Дестер.
И снова он, конечно, не мог и вообразить, что подумала Скрэп. Что она почувствовала, когда увидела, что мистер Уилкинс обнаружил ее уголок в первое же утро – ведь выражение ее лица было поистине ангельским. Она сняла ноги с парапета, на который уселась миссис Фишер, и внимательно выслушала вступительную часть, в которой говорилось, что у миссис Фишер нет денег на то, чтобы бездумно и бесконтрольно швырять их на расходы по хозяйству – однако Скрэп прервала ее, вытащив из-под головы одну из подушечек.
– Подложите, – предложила Скрэп, протягивая ее миссис Фишер. – Вам будет удобнее сидеть.
Мистер Уилкинс подскочил и взял у нее подушечку.
– О, спасибо, – сказала миссис Фишер.
Прервавшись, миссис Фишер было трудно вернуться к мысли. Мистер Уилкинс очень тактично просунул подушечку между слегка приподнявшейся миссис Фишер и каменным парапетом, и она снова вынуждена была сказать «спасибо». Итак, ее прервали. Кроме того, леди Каролина не произносила ни звука в свое оправдание, а лишь взирала на нее с лицом внимательного ангела.
Мистер Уилкинс подумал, что это, должно быть, непросто – делать выговор представительнице рода Дестеров, которая к тому же так невинно выглядит и так выразительно молчит. Он обрадовался, заметив, что и миссис Фишер это почувствовала, потому что ее напор ослабел, и она завершила свою речь чуть ли не жалобно:
– Вам следовало сказать мне, что вы этим заниматься не будете.
– Но мне и в голову не могло прийти, что вы решите, будто я стану этим заниматься, – ответил восхитительно мелодичный голос.
– Я бы хотела знать, что вы можете предложить на оставшееся время нашего пребывания здесь, – потребовала миссис Фишер.
– Ничего, – ответила, улыбаясь, Скрэп.
– Ничего? Вы хотите сказать…
– Дамы, да будет ли мне дозволено, – вмешался мистер Уилкинс в учтивейшей из своих профессиональных манер, – высказать предложение…
Обе взглянули на него и, вспомнив, каким образом с ним познакомились, проявили снисхождение.
– Я бы порекомендовал вам не портить столь восхитительный отдых хозяйственными заботами.
– Вот именно! – заявила миссис Фишер. – Именно этого я и намеревалась избежать.
– Прекрасно вас понимаю. Наиболее разумно, – предложил мистер Уилкинс, – позволить кухарке – кстати, великолепной кухарке – рассчитывать, исходя из расходов на каждого человека per diem
[25], – мистер Уилкинс знал довольно и на латыни. – На эту сумму она и должна обслуживать вас, и обслуживать хорошо. Высчитать ее довольно несложно. Например, взять за основу стоимость проживания в отеле средней руки, и разделить наполовину, а то и на четыре части.
– А что делать с той неделей, которая закончилась? – спросила миссис Фишер. – С этими чудовищными счетами за первую неделю? Как с ними быть?
– Пусть они будут моим подарком Сан-Сальваторе, – сказала Скрэп, которой не понравилась мысль о том, что Лотти придется взять из накоплений на черный день намного больше, чем она рассчитывала.
Наступила тишина. У миссис Фишер выбили почву из-под ног.
– Ну что ж, если вы готовы швыряться деньгами… – сказала она, не одобряя подобной расточительности и одновременно чувствуя огромное облегчение, а мистер Уилкинс снова восхитился драгоценными свойствами голубой крови. Эта готовность не беспокоиться о деньгах, эта легкость, с какой с ними расставались, – она его не только восхищала, наверное, больше всего остального, но еще и была весьма полезным качеством для людей его профессии. И относиться к ней следует со всей возможной теплотой. А миссис Фишер такого отношения не проявила. Она предложение приняла – из чего он сделал вывод, что при всем ее богатстве она была особой прижимистой – но скрепя сердце. Подарок есть подарок, не стоит заглядывать ему в зубы, и если леди Каролина находит удовольствие в том, чтобы подарить его жене и миссис Фишер их недельный рацион, их обязанность – принять это с благодарностью. Дары нельзя недооценивать.
От имени жены мистер Уилкинс выразил все, что она могла бы выразить, и заметив леди Каролине – с неким намеком на юмор, ибо только так можно принимать дары, чтобы не смущать дарителя, – что тогда его жена может считать леди Каролину хозяйкой замка на эту первую неделю, и, повернувшись к миссис Фишер, добавил, что ей с его супругой в таком случае следует написать леди Каролине традиционное благодарственное письмо. «И адресовать его „некоему Коллинзу“
[26], – усмехнулся он, продемонстрировав, что знает довольно и из истории литературы. – Да, адресовать его надо „некоему Коллинзу“, это куда элегантнее, чем „Управляющему“».
Скрэп улыбнулась и протянула ему свой портсигар. Миссис Фишер не могла не смягчиться. Благодаря мистеру Уилкинсу был найден способ избежать расточительства, а расточительство она ненавидела столь же глубоко, как и необходимость за него платить, к тому же был найден способ ведения хозяйства. Потому что она было решила, что ее, на время ее столько краткого отдыха, все же вынудят это хозяйство вести – либо полнейшим равнодушием (со стороны леди Каролины), либо неспособностью объясняться по-итальянски (со стороны тех двух), и ей все-таки придется послать за Кейт Ламли. Кейт смогла бы. Они с Кейт вместе учили итальянский. Кейт дозволено было бы приехать только на этом условии.
Но то, что предложил мистер Уилкинс, было гораздо лучше. Действительно, весьма незаурядный мужчина. Что ни говорите, а более подходящего и приятного компаньона, чем интеллигентный и не слишком молодой мужчина, и быть не может. А когда она встала, поскольку дело, ради которого она приходила, было улажено, и объявила, что хотела бы прогуляться перед ланчем, мистер Уилкинс не остался при леди Каролине, как, увы, поступило бы большинство известных ей мужчин, а попросил дозволения сопровождать ее на прогулке; совершенно очевидно, что он предпочитал интересную беседу хорошеньким личикам. Разумный, приятный в общении мужчина. Умный, начитанный мужчина. Светский мужчина. Мужчина. Она была искренне рада, что не написала Кейт накануне. Зачем ей Кейт? У нее нашлось куда более приятное общество.