Колдовской апрель - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет фон Арним cтр.№ 25

– Но я и подумать не могу, что вы тут сидите с головной болью, и никто ничего с этим не делает, – сказала миссис Арбатнот. – Может, чашечку крепкого черного кофе?

Скрэп молчала. Неподвижная и безгласная, она ждала, когда миссис Арбатнот уберет с ее лба руку. Не может же она стоять весь день, уйдет когда-нибудь и заберет руку с собой.

– Думаю, – сказала веснушчатая, – что ей не хочется ничего, кроме тишины и покоя.

Похоже, конопатая потянула вторую за рукав, потому что давление на лоб Скрэп ослабло, и после минутного молчания, в течение которого они, несомненно, ее разглядывали – ее вечно все разглядывали – камешки снова зашуршали под ногами, все тише и тише, а потом все смолкло.

– У леди Каролины головные боли, – сказала миссис Арбатнот, снова входя в столовую и усаживаясь на свое место подле миссис Фишер. – Не смогла убедить ее выпить даже чаю или кофе. Вы знаете, как будет аспирин по-итальянски?

– Самое верное средство против головной боли, – твердо сказала миссис Фишер, – это касторка.

– Но у нее нет никакой головной боли, – сообщила миссис Уилкинс.

– Карлайл, – заявила миссис Фишер, покончив с омлетом и используя передышку перед следующим блюдом, чтобы поговорить, – одно время страдал ужасными головными болями и постоянно принимал касторовое масло. Я бы сказала, что он пил его слишком много, я помню, как интересно он называл его – «масло моих печалей». Батюшка говорил, что оно окрашивало весь его подход к жизни, всю его философию. Но это потому, что он пил его слишком много. Леди Каролине нужна одна доза, всего одна. Неправильно налегать на касторовое масло.

– А вы знаете, как это будет по-итальянски? – спросила миссис Арбатнот.

– Боюсь, что нет. Наверное, она сама знает. Можете спросить у нее.

– Но у нее нет головной боли, – повторила, сражаясь со спагетти, миссис Уилкинс. – Она просто хочет, чтобы ее оставили одну.

Обе дамы воззрились на нее. Миссис Фишер по ассоциации с действиями миссис Уилкинс пришло на ум слово «лопата».

– Так почему она сама нам об этом не сказала? – спросила миссис Арбатнот.

– Потому что все еще старается быть вежливой. Но скоро перестанет стараться, когда привыкнет к этому месту, срастется с ним. Без усилий. Естественно.

– Видите ли, у Лотти… – миссис Арбатнот с улыбкой обратилась к миссис Фишер, которая с каменным терпением ожидала следующего блюда, задерживающегося, поскольку миссис Уилкинс тщетно пыталась съесть спагетти, которые по мере остывания становились все менее съедобными, – видите ли, у Лотти есть теория насчет этого места…

Но миссис Фишер не желала слышать ни о каких теориях миссис Уилкинс.

– Представить не могу, – вмешалась она, сурово глядя на миссис Уилкинс, – с чего вы предположили, что леди Каролина не говорит правды.

– Я не предполагаю, я знаю.

– Это как же так знаете? – ледяным тоном осведомилась миссис Фишер, пока миссис Уилкинс подкладывала себе спагетти, безо всякой необходимости предложенные ей назойливой Франческой.

– Когда мы были там, я просто заглянула в нее.

Что ж, миссис Фишер не собиралась ничего на это отвечать, не хватало еще отвечать на такой идиотизм. Вместо этого она резко ударила в стоявший подле нее на столе маленький гонг, хотя Франческа стояла рядом, у буфета, и громко, давая понять, что не намерена еще дольше ждать следующего блюда, заявила:

– Подавайте.

И Франческа, явно не без злорадства, снова предложила ей спагетти.

Другого способа войти или выйти из верхнего сада Сан-Сальваторе, кроме как через застекленные двери столовой или холла, не было, а они, к сожалению, располагались по одной стороне. Так что пройти через них из сада незамеченной не было никакой возможности – непременно наткнешься на особу, встречи с которой как раз и стремишься избежать. И сад тоже был маленький, прямоугольный, спрятаться некуда. Все деревья – иудино, тамариск и пиния – росли возле низкого парапета. За розовыми кустами тоже не скроешься: шаг вправо, шаг влево, и вот ты на виду. Только на северо-западном углу крепостной стены было местечко, что-то вроде отростка или петли – в старые неспокойные времена его наверняка использовали как наблюдательный пункт – где можно было сидеть незамеченной, потому что между ним и домом густо росла волчья ягода.

Скрэп, предварительно осмотревшись и убедившись, что за ней никто не наблюдает, перетащила на это место свое кресло; двигалась она тихонько, на цыпочках, будто намеревалась совершить грех. На стене была еще одна такая площадка, как в северо-западном углу, и, хотя вид оттуда открывался еще более захватывающий – на залив и очаровательные горы за Медзаго – она была у всех на виду. Ни кустов, ни другого укрытия. Так что она устроилась на этой северо-западной площадке, где до нее никто не доберется, подсунула под голову подушечку, а ноги очень удобно положила на парапет – если смотреть с деревенской площади, они казались двумя белыми голубками на стене – и подумала, что уж здесь ее точно никто не найдет.

Миссис Фишер отыскала ее и тут, ведомая запахом сигарет. Утратившая бдительность Скрэп об этом не подумала. Миссис Фишер сама не курила, и потому остро чувствовала, когда курят другие. Резкий запах ударил ей в нос, стоило выйти из столовой: после ланча она вознамерилась выпить в саду кофе. Она приказала Франческе накрыть ей кофе в тени рядом с дверью в столовую, и когда миссис Уилкинс, увидев, что туда несут столик, напомнила ей, весьма, по мнению миссис Фишер, навязчиво и бестактно, что леди Каролина хотела побыть в одиночестве, миссис Фишер – и с каким достоинством! – ответила, что сад общий.

Так что она вышла и мгновенно поняла, что леди Каролина курит. Сказав себе: «Ох уж эти современные молодые женщины!», она отправилась на поиски. Трость теперь, когда она откушала, уже не представлялась такой помехой для активных действий, какой была до того, как пища была надежно, как однажды сказал Браунинг – но Браунинг ли? Нет, точно Браунинг, она вспомнила, как эта фраза ее насмешила, – ну да, до того, как пища была надежно поглощена.

Никто уже не способен так ее развеселить, думала миссис Фишер, уверенно направляясь к зарослям волчьей ягоды; мир стал ужасно скучным, совершенно утратил чувство юмора. У этих, конечно, имеются свои шуточки, наверняка имеются, раз «Панч» выходит по-прежнему, но что это за шутки! Теккерей в своей неподражаемой манере сделал бы из нынешнего поколения фарш. Это поколение и не подозревает, как нужна ему бодрящая сила язвительного пера! Они – а ей об этом говорили! – даже не ценят Теккерея. Что ж, она не может наделить их всех глазами, чтобы видеть, ушами, чтобы слышать, сердцем, чтобы понимать, однако она может вразумить хотя бы леди Каролину, олицетворяющую собой все это поколение.

– Я слышала, вы нехорошо себя чувствуете, – сказала она, стоя у узкого прохода на площадку с непоколебимым видом человека, твердо решившего принести добро неподвижно распростертой и вроде бы дремлющей Скрэп.