Вопрос был адресован Норфолку. Несколько мгновений тот напряжённо думал, затем ответил:
– Возможно, это покажется кому-то бредом, ваше величество, но я бы посоветовал обратиться к Вильгельму Оранскому.
– Ба! Недурно, милорд, – откликнулся Бекингэм, – значит, обратиться к Голландии, так? К Голландии, поверженной той самой Францией, к союзу против которой мы и призываем; к той самой Голландии, чей флот мы, вернее вы, наполовину уничтожили меньше года назад? Что за мысль, Норфолк?
– К тому времени, когда мы начнём переговоры, голландцы уже в достаточной мере опомнятся от поражения, – ледяным тоном молвил адмирал, – к тому же это протестантская страна, питающая ненависть к французам именно на том основании, из-за которого вы отвергаете её в качестве нашего союзника.
– Да что может Голландия противопоставить Франции?! – вспылил Бекингэм.
– Если подумать – немало: например, свои порты и побережье, что потенциально устраняет трудности, сопряжённые с десантом наших войск. Как, по-вашему, будет чувствовать себя французский король, узнав об угрозе сухопутного вторжения англичан?
– Неплохо, Норфолк, – одобрил король, до сего момента молчаливо наблюдавший за словесной дуэлью адмирала с министром. – Думаю, мы остановим свой выбор именно на Голландии, и в своё время направим соответствующее предложение Вильгельму.
– Значит, Англия, Швеция и Голландия? – неохотно подытожил Бекингэм.
– Да, три протестантских кита облагодетельствуют одну католическую державу, приструнив другую, – рассмеялся Карл II.
– А что иезуиты? – спросил непроницаемый лорд Арлингтон.
Волнение, последовавшее за этим простым вопросом, сводилось к тому, что негоже поминать монахов в обсуждении государственной политики. Но король, пристально глядя на Арлингтона, задумчиво сказал:
– Очень уместный вопрос, граф. Эти самые монахи – не последняя сила в мире, и я охотно включил бы их в обсуждаемый союз. Но это не имеет смысла.
– Почему, ваше величество? – полюбопытствовал Клиффорд.
– Они и так будут на нашей стороне, барон. Довожу до вашего сведения, что последние два посольства испанцев в Версаль возглавлял некий д’Олива – иезуитский проповедник. Орден Иисуса не скоро простит Людовику нарушение конкордата, поверьте мне.
– Осмелюсь ли задать вопрос вашему величеству? – подал голос Норфолк.
– Слушаю, граф.
– Что намерены вы написать французскому королю в ответном послании?
– О, – весело улыбнулся Карл, – я сообщу ему, что мой военный совет дал мне исключительно мирные советы. И это не будет ложью, верно?..
XLVI. Бейнасис
Ровно через пять дней после заседания военного совета Карла II, час в час, мощный восьмидесятипушечный фрегат «Ройял Элизабет» с французским послом на борту бросил якорь в брестской гавани. Начальство порта, да и городские власти не на шутку переполошились при виде английского военного корабля, подобные которому вовсе не каждый день заходили в Брест. До того, что таким образом британский монарх оказывает честь сыну человека, вернувшего ему трон, они, конечно, додуматься не могли, и только вид бумаг, предъявленных капитаном, по которым выходило, что фрегат направляется к берегам Ямайки, несколько их успокоил. На д’Артаньяна, покинувшего борт «Ройял Элизабет» одновременно с помощником капитана, почти никто и внимания не обратил.
Во времена Ришелье, когда разворачивались события, описанные в «Трёх мушкетёрах», не два и не три шпиона кинулись бы по следу неизвестного, ступившего на французскую землю. Теперь всё было иначе: безо всяких затруднений наш герой покинул не только порт, но и город, устремившись на восток.
Спешим ответить на вопрос, продиктованный справедливым недоумением читателя: чего ради было д’Артаньяну заходить в Брест – один из наиболее удалённых от Парижа и Версаля портов, когда к его услугам были гостеприимные гавани Кале, Булони и Гавра? Ответим на него словами самого д’Артаньяна, сказанными им Карлу II, который проявил схожее удивление. «Ваше величество, – улыбчиво произнёс он, отвешивая королю низкий поклон, – мне необходимо на обратном пути посетить одно из моих ленных владений, а именно – поместье Бейнасис, где я назначил встречу близкому другу». То, что король довольствовался таким объяснением и поспешил немедленно удовлетворить просьбу д’Артаньяна – столь же естественно, как и то, что пресловутым другом был Арамис.
Таким образом лейтенант королевских мушкетёров и оказался в Бретани – этом старом герцогстве, которое в те времена не было ещё вполне французским, где народ ставил над безраздельно царившими местными сеньорами только Бога, где жива ещё была память о самом богатом и могущественном из них – бывшем владельце Бель-Иля Фуке. Самая непокорная провинция, где из-за обездоленности земледельцев то и дело вспыхивали крестьянские восстания, до крупнейшего из которых оставалось шесть лет, внешне производила впечатление спокойнейшего уголка мира со своими бесчисленными заливами и холмами, хранившими дух древней Арморики.
На склоне одной из знаменитых складчатых гор на полпути от Ландерно до Морле высились белые стены замка Бейнасис, пожалованного Людовиком XIV д’Артаньяну в знак благодарности за спасение госпожи де Монтеспан. Юноша мог не опасаться настороженного приёма со стороны челяди и работников сего великолепного имения, приносившего восемьдесят тысяч франков чистого дохода: от его имени во владение замком, а также прилегавшими к нему лесами должен был вступить Арамис. Тот так и поступил, в чём д’Артаньян, влетевший в ворота Бейнасиса к вечеру на разгорячённом гнедом жеребце, мог убедиться воочию: вся прислуга от поварёнка до камердинера высыпала во двор приветствовать молодого хозяина. Уделив им, несмотря на страшную усталость, целых полчаса, д’Артаньян познакомился с каждым из них. И не напрасно: он так много слышал о природной чувствительности бретонцев, что теперь был уверен: его люди дадут себя колесовать ради него, как раньше жители Бель-Иля – за опального суперинтенданта.
На пороге гостиной его встретил сам герцог д’Аламеда. Немедленно почувствовав прилив сил в своём одеревеневшем от долгой скачки теле, д’Артаньян бросился к Арамису и обнял его.
– Ну, вот вы и вернулись, господин посол, – просто и ласково промолвил Арамис, – я счастлив лицезреть вас в добром здравии.
– И я вас, герцог, – ответил д’Артаньян, – надеюсь, вам не пришлось слишком долго ожидать моего возвращения?
– О чём ты, Пьер, – сложил руки Арамис, – мне доставило истинное удовольствие провести в этом чудесном месте пару деньков: решительно, бретонцы – лучшие из французов… если не считать гасконцев, – не преминул добавить он, различив задорные искорки в глазах подопечного.
– В самом деле, – весело кивнул юноша, – славные люди.
– О да, храбрые, честные и преданные сердца, – вздохнул герцог д’Аламеда.
– Вы как будто чем-то опечалены? – забеспокоился д’Артаньян.