Черный воздух. Лучшие рассказы - читать онлайн книгу. Автор: Ким Стэнли Робинсон, Джонатан Стрэн cтр.№ 34

– Конвейер. Старое доброе американское ноу-хау, – вздохнул Дженьюэри.

Мэтьюз согласно кивнул, меряя двумя пальцами расстояние от их места до Иводзимы. Бентон предпочел воспользоваться линейкой.

– Рандеву в пять тридцать пять, а? – сказал Мэтьюз.

Над Иво им предстояло соединиться с двумя машинами сопровождения.

– Я бы сказал, в пять пятьдесят, – поправил его Бентон.

– Что? Пересчитай заново, неуч: мы тут не на плоту!

– Ветер…

– Ветер? Да ну? Фрэнк, а ты на что ставишь?

– Пять тридцать шесть, – не задумываясь, отвечал Дженьюэри.

Штурманы рассмеялись.

– Вот видишь, в меня у него веры больше, – с дурацкой ухмылкой отметил Мэтьюз.

Вспомнив, как замышлял перестрелять экипаж и направить машину в море, Дженьюэри плотно сжал губы, съежился от отвращения к самому себе. Нет, застрелить их он не сумел бы ни за что в мире: ведь это же если и не друзья, то по крайней мере товарищи. Почти что друзья. Ничего дурного ему никогда не желали…

В отсек поднялись Шепард со Стоуном. Мэтьюз предложил кофе и им.

– Ну, как там? Готова погремушка для джапов?

Шепард, кивнув, припал к кружке.

Дженьюэри двинулся дальше, мимо пульта Хэддока. Еще один план из разряда неосуществимых… Что же делать? Судя по всем индикаторам, по всем приборам бортмехаников, машина в полном порядке. Может, испортить что-нибудь? Провод, к примеру, где-нибудь оборвать?

– Когда будем над Иво? – обернувшись к нему, спросил Фитч.

– Мэтьюз говорит, в пять сорок.

– Ну, если врет, пусть лучше сам вешается.

Бык хамоватый… В мирное время, небось, ошивался бы по бильярдным да добавлял бы копам хлопот, а вот для войны – просто само совершенство. Да, замечательно Тиббетс людей себе подобрал… почти ни в ком не ошибся.

Протиснувшись назад, мимо Хэддока, Дженьюэри остановился, обвел взглядом собравшихся в кабине штурманов. Шутят, смеются, пьют кофе… и все таковы же, как Фитч, – молоды, задиристы, умелы и легкомысленны. Вот и сейчас попросту развлекаются, ждут приключений – да, именно такое впечатление сослуживцы по 509-й производили на Дженьюэри чаще всего. Бывает, ворчат, бывает, с трудом превозмогают страх, но службой наслаждаются от всей души. Мысли сами собой устремились в будущее, и Дженьюэри увидел, в кого превратятся со временем все эти юнцы, так ясно, словно все они выстроились перед ним шеренгой, в деловых костюмах, лысеющие, преуспевшие. Сейчас они задиристы, умелы, ни о чем не задумываются, но с течением лет, когда великая война отступит в прошлое, будут вспоминать ее, озираться назад с неизменно крепнущей, усиливающейся ностальгией – ведь они уцелели, они не погибли. Каждый военный год их память превратит в десять, дабы война навсегда осталась главным событием их жизни, временами, когда они собственными руками, каждый день, каждым поступком своим вершили историю, когда вопросы морали были просты и ясны, когда решения за них принимало начальство, – и посему с каждым минувшим годом старея, дряхлея духом и телом, живя в той ли, иной колее, уцелевшие будут, сами того не сознавая, все усерднее и усерднее толкать мир к следующей войне, в глубине души полагая, будто стоит им вернуться на мировую войну, война, точно по волшебству, вновь сделает их теми же, прежними – вернет им былую молодость, и свободу, и радость. Власть к тому времени будет за ними, так что сложностей с началом новой войны у них не возникнет.

Да, новых войн миру не миновать. Дженьюэри явственно слышал их в хохоте Мэтьюза, видел их в блестящих от возбуждения глазах остальных.

– Ну, вот и Иво, а времени – пять тридцать одна. Я выиграл, так что давай раскошеливайся!

А в будущих войнах у них появятся новые бомбы вроде нынешней «погремушки», да не одна, не две – сотни, это уж наверняка…

Перед глазами Дженьюэри возникли новые бомбардировщики, новые юные летчики наподобие их экипажа, вне всяких сомнений, летящие на Москву или еще куда – огненный шар каждой столице, почему нет? И ради чего? Чего ради? Ради стариковских надежд, точно по волшебству, снова стать молодыми. Что может быть разумнее?

«Лаки Страйк» несся над Иводзимой. До Японии – еще три часа.

В наушниках затрещали голоса с бортов «Грейт Артиста» и «Намбер 91». Достигнув точки рандеву, все три машины взяли курс на северо-запад, к Сикоку, первому японскому острову на пути. Дженьюэри отправился в хвостовую часть, к туалету.

– Ты о'кей, Фрэнк? – спросил Мэтьюз.

– Ну да. Вот только кофе – гадость ужасная.

– А когда он был лучше?

Сдернув на лоб козырек бейсболки, Дженьюэри поспешил прочь. Коченски и прочие бортстрелки резались в покер. Облегчившись, Дженьюэри вернулся вперед. Мэтьюз, подсев к столику и обложившись картами, готовил оборудование к постоянному слежению за отсутствием бокового сноса: теперь без этого – никуда. Хэддок с Бентоном тоже разошлись по боевым постам и занялись делом. Обогнув пилотов, Дженьюэри спустился в нижний из носовых отсеков.

– Удачной стрельбы! – крикнул ему вслед Мэтьюз.

Впереди вроде бы было потише. Усевшись на место, Дженьюэри надел наушники, подался вперед и устремил взгляд наружу, сквозь переплет остекления кабины.

Рассвет окрасил небесный свод в розовое от края до края. Розовый плавно, мало-помалу, сменялся лавандовым, а из лавандового, оттенок за оттенком, переходил в синеву. Океан внизу казался сверкающей лазурной равниной, испещренной мраморными прожилками пушистых, нежно-розовых облаков, а небо над головой – огромным куполом, светлым у горизонта и понемногу темнеющим ближе к вершине. Дженьюэри всю жизнь полагал, что на рассвете лучше всего видно, как велика земля и как высоко поднялся над ней самолет. Сейчас машина словно бы шла по верхней кромке поверхности атмосферы, и Дженьюэри ясно видел, насколько она тонка, эта кожица воздуха: взвейся хоть к самой ее границе, земля все равно простирается вдаль, во все стороны, без конца. Согревшийся кофе, он порядком вспотел. Солнце сверкало, отражаясь от плексигласа. Часы показывали шесть. Самолет и лазурную полусферу впереди самолета рассекал надвое бомбоприцел. В наушниках затрещало, и Дженьюэри выслушал доклады передовых машин, достигших городов-целей. Кокура, Нагасаки, Хиросима… всюду облачность – шесть десятых. Может, из-за погодных условий атаку придется отменить?

– Посмотрим сначала на Хиросиму, – объявил Фитч.

Дженьюэри с возобновившимся интересом уставился вниз, на россыпи миниатюрных облаков, поправил соскользнувший с кресла парашют, представил, как надевает его, прокрадывается к центральному аварийному люку под штурманской кабиной, отворяет люк и… и покидает самолет, никем не замеченный. А они пускай что хотят, то и делают. Пусть бомбят, пусть не бомбят – с Дженьюэри взятки гладки. Он будет парить над землей, точно пух одуванчика, чувствовать свежие токи прохладного воздуха на щеках, укрытый тугим шелковым куполом, словно своим, личным маленьким небом.