Черный воздух. Лучшие рассказы - читать онлайн книгу. Автор: Ким Стэнли Робинсон, Джонатан Стрэн cтр.№ 32

– Жалеешь о гибели экипажа Тиббетса?

– Да, сэр, еще как.

И только попробуй мне не поверить…

После нескольких дежурных шуток и твердого рукопожатия, завершившего «собеседование», Дженьюэри вышел наружу, навстречу слепящему полуденному солнцу тропиков, и закурил. И лишь после этого, махнув психиатру рукой на прощание, дал волю чувствам. Как же он презирал этого безмозглого остолопа! Психиатр… под самым носом ничего не замечает! А ведь случись что, кто, как не он, окажется виноват?

Выпустив вверх тугую струю табачного дыма, Дженьюэри задумался о том, как мучительно просто одурачить кого-либо – стоит лишь захотеть. Сейчас за него все проделала марионетка, маска, управляемая извне, пока сам Дженьюэри по-прежнему жил там, в стрекоте кинопроектора, в безмолвном грохоте кошмарного сна, в борьбе с видениями, от которых никак не может избавиться.

От жара тропического солнца – сколько там до него, девяносто три миллиона миль? – болезненно ныло в затылке. Глядя, как психиатр тащит к себе Коченски, их хвостового стрелка, Дженьюэри призадумался, не подойти ли к этому типу да не сказать ли: «К чертям все это. Не желаю я этого делать»? Однако перед глазами сразу же замелькали выражения, порожденные этакой новостью, на лицах Нельсона, Фитча, Тиббетса, и разум его воспротивился, исполнился отвращения к подобной мысли: слишком уж глубоко Дженьюэри их презирал. Нет, повода для презрения, повода счесть его трусом он им не даст ни за что. Согласиться, смириться – намного, намного проще.

Рассудив так, Дженьюэри настрого запретил себе строить подобные планы и потому, спустя еще пару беспорядочных, словно в бреду прожитых дней, вскоре после полуночи 9 августа неожиданно для себя самого обнаружил, что как ни в чем не бывало готовится к вылету. Тем же самым занимались все прочие – и Фитч, и Мэтьюз, и Хэддок. Какой же странной может казаться обычная процедура одевания, когда тебе предстоит стереть с лица земли целый город, погубить разом сотни тысяч людей! Собственные ладони, ботинки, потрескавшийся линолеум – все это Дженьюэри разглядывал, словно видел впервые. Надев спасжилет, он рассеянно проверил карманы: рыболовные крючки, запас питьевой воды, аптечка первой помощи, аварийный паек – все на месте. За спасжилетом последовала подвесная система парашюта и, напоследок, летный комбинезон. Возня с ботинками заняла не одну минуту: попробуй-ка совладай со шнуровкой, так пристально наблюдая за собственными пальцами…

– Идем, Профессор! Наш большой день настал!

Голос Фитча звучал как-то сдавленно. Затянув шнурки, Дженьюэри двинулся следом за остальными, в ночь. Снаружи веяло прохладным ветром. Капеллан помолился о них, а после все погрузились в джипы и, миновав Бродвей, оказались на полосе «Эйбл». «Лаки Страйк» кольцом окружали прожектора и люди – половина с камерами, остальные с репортерскими блокнотами в руках. Все они вмиг столпились вокруг экипажа, точно на голливудской премьере. С грехом пополам отделавшись от газетчиков, Дженьюэри добрался до люка и скрылся в машине, а остальные последовали за ним. Спустя битых полчаса к ним присоединился и Фитч, сиявший улыбкой, будто кинозвезда. Рев и вибрация запущенных двигателей заглушили мысли, навевая покой, чему Дженьюэри был искренне рад. «Летающая крепость» двинулась прочь от голливудской сцены, и Дженьюэри с облегчением перевел дух… но тут же вспомнил, куда они отправляются. На взлетной полосе «Эйбл» движки набрали положенные двадцать три сотни оборотов в минуту, и маркеры взлетно-посадочной полосы за прозрачным стеклом фонаря гермокабины замелькали много быстрее. Фитч продолжал разбег, пока не оставил позади Тиниан, а там быстро поднял машину в воздух. Вот и все. Вот они и в пути.

Когда «Лаки Страйк» набрал высоту, Дженьюэри протиснулся мимо Фитча с Макдональдом к бомбардирскому креслу, пристроил парашют на сиденье и откинулся назад. Рокот двух пар двигателей обволакивал, будто толстый слой ваты. Полет начался, и теперь ничего уже не изменишь. В носу самолета, в уюте мощной вибрации, Дженьюэри овладела покойная, дремотная грусть, а с нею пришло и смирение.

Но вдруг перед глазами, на фоне сомкнутых век, мелькнуло черное, безглазое лицо, и Дженьюэри, вздрогнув, очнулся от дремы. Сердце в груди забилось как бешеное. Полет начался, и назад не свернуть. А ведь как просто, как просто он мог бы выпутаться! Всего и дела, взять да сказать: не желаю… просто до отвращения! И плевать, что подумает о нем психиатр, или Тиббетс, или кто угодно другой. Их мнения в сравнении с этаким ужасом – пшик.

Однако теперь выхода не было… и от этого на сердце сделалось несколько легче. Теперь Дженьюэри мог ни о чем не тревожиться, не тешить себя иллюзиями, будто у него имеется выбор.

Обхватив коленями бомбоприцел, Дженьюэри вновь задремал, и во сне ему привиделся новый выход из положения. Что, если подняться к Фитчу с Макдональдом и сказать, будто он втайне получил повышение до майора и приказ изменить цель задания? Сказать, будто им надлежит лететь на Токио и сбросить бомбу в залив. Будто военный кабинет джапов предупрежден о демонстрации нового вооружения, а увидев, как огненный шар вскипятит воду в заливе и взовьется к небу, их министры – камикадзе они или нет – помчатся подписывать бумаги о капитуляции впереди собственного визга. Не сумасшедшие же они, в конце концов, а значит, и целый город губить совсем ни к чему.

План был настолько хорош, что генералы на родине, вне всяких сомнений, как раз минуту назад изменили задание, экстренно передали новые указания на Тиниан… но опоздали, а стало быть, по возвращении Дженьюэри, догадавшийся, чего командующим на самом деле угодно, рискнувший всем ради претворения их замысла в жизнь, станет героем, совсем как в одном из рассказов о Хорнблоуэре из «Сатердэй Ивнинг Пост»…

И снова Дженьюэри, вздрогнув, очнулся от дремы. Наяву радость, навеянная сновидением, сменилась отчаянием, безысходностью, глумливым презрением к себе самому. Как он из кожи ни лезь, Фитч с остальными попросту не поверят в приоритет его приказаний над прежними. Подняться в кабину пилотов и, пригрозив пистолетом, приказать им сбросить бомбу в Токийский залив Дженьюэри тоже не сможет: ведь бомбу-то сбрасывать ему, а находиться одновременно и там, и здесь, за бомбоприцелом, он не сумеет. Все это – пустые мечты.

Время тянулось медленно, секундная стрелка еле ползла, однако мысли Дженьюэри не уступали в скорости воздушным винтам самолета, метались из стороны в сторону, то туда, то сюда, точно зверь, угодивший лапой в капкан. Экипаж безмолвствовал. Облака под брюхом машины, над черной равниной океана, белели россыпями валунов. Приземистая стойка бомбоприцела мерно вибрировала, касаясь колена. Сбрасывать бомбу, хочешь не хочешь, придется ему, Дженьюэри. Куда б ни рвались, куда бы ни мчались мысли, этот факт преграждал им путь со всех сторон. Сбрасывать бомбу ему – не Фитчу, не экипажу, не Лемею, не генералам с учеными, что остались на родине, не Трумэну с советниками – ему. Трумэн… В эту минуту Дженьюэри возненавидел его всей душой. Рузвельт сработал бы по-другому… если бы только остался жив! Скорбь, охватившая Дженьюэри, когда он узнал о смерти Рузвельта, возобновилась, сделалась горькой, как никогда. Несправедливо это – отдать войне столько сил и не увидеть ее завершения, тем более что ФДР закончил бы войну иначе. Он еще в самом начале всей этой заварухи во всеуслышанье заявил, что гражданские цели бомбежкам не подлежат, и если бы остался жив… если бы… если бы… если бы… Однако Рузвельта больше нет, а этот улыбчивый ублюдок, Гарри Трумэн, приказывает ему, Фрэнку Дженьюэри, сбросить солнце на головы двухсот тысяч женщин и детей. Однажды отец взял его с собой поглядеть игру «Браунз» перед двадцатью тысячами зрителей, перед огромной толпой…