– Я надеюсь, что мы сможем быть друзьями, когда он вернется. – Голос Матильды сорвался, и я почувствовала ее боль.
Сколько раз мы стояли и смотрели, как наших соседей увозят черт знает куда. Мы все ощущали себя в какой-то мере соучастниками, хотя мы никогда не говорили об этом вслух. В конце концов, что мы могли сделать?
– Вы слышали историю про мужчину, который пристрелил нациста в универмаге «Принтемс»? – Агнес снова сменила тему разговора.
Казалось, что ей всегда удается узнать обо всем раньше других. Помогал тот факт, что она работала в булочной; люди всегда разговаривали, пока по два часа стояли в очереди за хлебом. Мы смотрели на нее, ожидая продолжения.
– Ага, средь бела дня, на нижнем этаже, где они продают сумки.
Она помолчала, чтобы мы успели переварить сказанное.
– Он знал, что его арестуют и казнят, но все равно сделал это, – она сделала паузу, – разве это не храбро?
– Но нацисты в отместку расстреляли французских заключенных, – сказала Матильда. – Думаешь, это того стоило?
Она поднялась с кресла.
– Что-то я не уверена в этом.
Я на мгновение задумалась.
– Мне кажется, бошей это только злит, и они начинают обходиться с нами еще хуже.
– Согласна. – Матильда посмотрела на меня. – Мы не выиграем войну, убивая бошей время от времени.
Она снова плюхнулась в кресло.
– Я слышала, что де Голль пытается собрать армию в Англии, – прошептала Агнес. – Однажды они придут и помогут нам победить бошей.
– Мы должны быть готовы к этому, когда они придут! – Как бы я хотела сделать хоть что-нибудь.
– Готовы? – засмеялась Агнес. – Ладно, я буду готова. Более чем! Если они придут сюда, я их всех перецелую!
– И я! – согласилась Матильда. – Я бы не отказалась от красивого англичанина.
Они захихикали.
– Я бы хотела себе сумочку в форме противогаза. – Агнес снова сменила тему.
Матильда улыбнулась:
– Да, они выглядят здорово, но они очень дорогие.
– И я хотела бы повязать себе тюрбан.
Агнес потрогала свои непослушные кудрявые волосы.
– Они выглядят так изысканно, но моя мама никогда мне не разрешит. Считает, что это выглядит по-деревенски.
– Просто надо правильно это сделать и добавить пару нарядных сережек. – Матильде нравился этот разговор, но я спрашивала себя, как мы можем говорить о прическах и моде в такое время. Это казалось таким поверхностным, таким бессмысленным. Неужели мы, девушки, были такими недалекими? Эта мысль меня огорчала.
– А вы знали, что мадам Клермон из аптеки встречается с нацистом? – И снова Агнес сменила тему. Я кивнула. До меня доходили слухи. – Он из СС, – добавила она заговорщицким тоном.
– Это отвратительно. – Матильда буквально выплюнула эти слова, ее глаза яростно засверкали. – Эта женщина заслуживает смерти.
Агнес встала, подошла к фортепиано, открыла крышку и со всей силы ударила по клавишам. Она начала играть «Мой легионер». Матильда присоединилась к ней, облокотившись на пианино, но я была не в настроении петь в тот вечер.
Вдруг Агнес перестала играть.
– Шарлотта, – она повернулась ко мне, – надеюсь, ты не против, если я спрошу, зачем ты работаешь в госпитале бошей?
Я почувствовала, как мои щеки вспыхнули.
– К твоему сведению, там не все боши, некоторые из них вообще-то французы.
– Да, но они коллаборационисты, а это то же самое.
– Я думаю, это даже хуже, – вмешалась Матильда. – Они не должны были присоединяться, не так ли? Это их выбор.
– Мама нашла мне работу. Она хотела, чтобы я работала, – сказала я, проигнорировав последнюю реплику. Матильда всегда делила мир на черное и белое.
– Твоя мать? Я думала, она ненавидит бошей.
– Конечно, ненавидит. Но она сказала, что заботиться о раненых – хорошее занятие для молодой девушки во время войны.
Я попыталась изобразить ее командирский голос, и они засмеялись.
– Но ты не должна!
Матильда холодно посмотрела на меня.
– Ты уже взрослая. Ты не должна делать все, что она тебе говорит.
Я посмотрела на нее, думая, что она права. Пора начать самостоятельно принимать решения.
– Я думала, ты поедешь в Сорбонну, когда сдашь экзамены. Думала, ты хочешь изучать литературу. Ты так хорошо окончила колледж. – Агнес с глухим стуком закрыла крышку фортепиано. Это заставило меня вздрогнуть. Мама учила меня опускать ее аккуратно и беззвучно.
– Да, я очень скучаю по учебе.
– Ну, ты могла бы читать сама. Тебе ведь для этого не нужен университет, правда?
– Это не то же самое. Книга – это нечто большее, чем просто слова на странице.
Агнес пожала плечами.
– В любом случае, сейчас в этом нет особого смысла.
– Я знаю, о чем ты, – согласилась Матильда. – Кажется, что бесполезно учиться, пока людей арестовывают и убивают.
Она замолчала.
– Возможно, твоя мама права.
– Да, она не видит смысла продолжать обучение, когда будущее такое неопределенное, и как ни крути, лишний талон намного нужнее. Образование – роскошь, которую мы больше не можем себе позволить.
– Это твоя мать так сказала? – нахмурилась Матильда.
– Нет, это я так сказала.
– Забавно это, не так ли? Когда вы так богаты.
– Я имею в виду с моральной точки зрения.
Матильда нахмурилась еще сильнее.
– Моральной?
– Ну, сейчас есть вещи поважнее, разве нет? – Я надеялась, что не обидела ее.
– Да, но что мы можем?
Агнес встала и вздохнула так, будто ей наскучил наш разговор.
– Не знаю, как вы, но я всегда хочу есть.
Она погладила свой плоский живот.
– Зато мы остаемся стройными, а?
– Слишком стройными.
Мой живот заурчал в знак согласия.
– Мы ели ягненка в прошлое воскресенье! – Агнес понизила голос. – Мама заложила свое жемчужное ожерелье и купила его на черном рынке – на папин день рождения.
Я почувствовала, как на лбу у меня появилась морщинка.
– Моя мама не любит покупать что-то на черном рынке.
– Но она не против того, что ты работаешь в госпитале бошей? Мои родители никогда бы мне этого не позволили.
Агнес прищурила глаза:
– Постарайся держаться подальше от неприятностей.