Вторая жизнь Марины Цветаевой: письма к Анне Саакянц 1961 – 1975 годов - читать онлайн книгу. Автор: Ариадна Эфрон cтр.№ 76

О примечаниях: не думаю, чтобы за них пришлось так уж сильно драться; считаю, что в любом случае Орлов будет держать «нашу руку» — он не дурак. Портить с нами отношения в самом начале, так сказать Цветаевской «карьеры», он не будет, не станет и общипывать в «свою» пользу, разве уж так, немножко. С матерьялами для статьи я ему помогу (в весьма разумных пределах), ибо мне на́ руку, чтобы статья была прилична и достаточно «оснащена» и чтобы в данном случае писал ее он, т. к. он будет лично заинтересован в издании. Ведь книга стоит в плане выпуска 1965-го — а он может ее «ускорить» — да и еще многое может, как мне кажется. Так или иначе, согласна с Вами в том, что драться, коли придется, будем за каждую (разумную) пядь комментариев (если речь пойдет не о разумных сокращениях). Мое желание (о комментариях) — дать возможно больше авторского материала в них (т. е. — планы рабочие, замыслы, мысли по поводу, существенные варианты и т. д.) — может быть, в примечаниях кое-где протащить толкование темных мест, например «лакированный нуль» из «Оды пешему ходу» ^[662] — «автомобиль» и т. д. «Вступления»: — в тех случаях, когда возможно будет, т. е. будет достаточный материал, а не собственные мысли по поводу — дать в них историю создания той или иной вещи, цикла; опять же кое-что разъяснить смыслово. Всё, что удастся — возможно компактнее. «Лестницу» ^[663] хочется и надо дать, но пока по ней никакого подсобного комментаторского материала не обнаружено. Как комментировать такую вещь?? — Об объеме примечаний: конечно же, не дадим тютелька в тютельку, от пол-листа до листа можно и нужно увеличить. — О гослитовских делах всезнающий Оттен сказал, что Владыкин ^[664] будет замом Фурцевой ^[665] по издательствам и полиграфии, т. е. если был у вас «начальством», то теперь станет вашим «царем и богом»! и что Пузиков останется постоянно, так якобы обещал Владыкин, прощаясь с руководителями издательства. Будущее покажет. — Андреевых, конечно, дождусь, буду поить-кормить-принимать и т. д. Уехать удастся не раньше 7-го, т. е. возня с домом, который в последний раз остается на Аришу ^[666], — больше сторожить не соглашается — очень жаль, и очень затрудняет.

Не думаете ли дать «Масляницу» ^[667] из «Ремесла»? Перечтите, подумайте! Вообще с 1922 г. очень трудно. О билетах ^[668]: посылаю Вам список необходимостей, не подчеркнуты желательные, но в крайнем случае, «обходимые», да и еще резерв и несколько штук нужен бы, на последние пожарные случаи. Если я опоздаю, т. е. если приеду 7-го, а встретимся 8-го, и это уже поздно для рассылки, то, может быть, разошлете сами, если дадут нужное количество билетов. — Не сочтите хамством!

О Морковине: я предупреждала Вас о некоторых его качествах — он торопится продемонстрировать их и Вам… Анечка, не советую слишком увлекаться взаимными с ним услугами — увязнете. Вы ведь не частное лицо, а член цветаевской комиссии, не забывайте. Орлову в его просьбе (насчет комиссии) ничего сообщать не следует, т. к. Морковин обращается не с официальным письмом в комиссию, а лично к Вам, лично и решайте, и отвечайте. Не забудьте: цель комиссии — собрать (и уже собраны) людей, способных «проталкивать» Цветаевские произведения в печать (а не морковинские, и не о ней пока, а ее самое!).

2) пополнить советский Цветаевский архив. Комиссия не группирует людей по принципу их работы над Цветаевской темой или их «взносов» в архив (тесковские письма!) — о Цветаевой пишут очень и очень многие, здесь и на Западе, архив пополняют тоже многие.

Комиссия собирает (в идеале) людей, полезных Цветаевой, реальному делу издания, а не тех, кому Цветаева может оказаться полезной — то, что явно нужно Морковину («протащить», «облегчить поездки» и т. д.). Ему надо: получить доступ к нашему архиву; закончить свой «монтаж», издать его в СССР — сделать карьеру. Нам надо: получить доступ ко всем разрозненным цветаевским материалам; издавать ее, а не монтажи.

3) не забудьте, что он не советский подданный; будь он чехом — другой разговор; но он русский, принявший чешское подданство, вернуться сюда не желающий и предпочитающий «ностальгию». Это — чисто мое субъективное: я не люблю «туристов» русского происхождения типа Морковина (есть и другие, хорошие) — осторожных снимателей пенок: сам в Чехии, а шумовка — здесь. Я — за тех, кто здесь корку черную глодал, — пусть и пенки им. За тех, кто там остался, потому что здешнее не подходит; не надо им ни корок наших, ни сливок. Невыносимо мне аккуратное сиденье между двух стульев… но все это — дело десятое. Напишите ему, что задачи комиссии — такие-то; группирует она людей по такому-то принципу. Что людей, собирающих цветаевские материалы и пишущих о ней — очень много, и что комиссия не ставит своей задачей группировать их; пошлите его к чертовой матери или ко мне — одно и то же. Повторяю — не стоит о нем писать Орлову: письмо личное, а не официальное (морковинское — Вам).

Целую Вас. До скорой встречи.

Анечка, шлю привет из столицы нашей родины, отбывая из оной. Как доберусь с поклажей — опять все растаяло, развезло! О делах и делишках напишу, пока же: нашла записную книжку, где есть о Казанове (может быть, вывернемся без мемуаров!) — попытка комментария о «Тезее» выглядит прилично, о «Царь-Девице» еще не очень внятно — тут трудно будет, так как Цветаевских материалов о ней почти нет; всё это получите обратно в Тарусе, вместе с тем, что удастся мне сделать к тому времени. (Если Резерпин ^[669] поставит меня с головы на ноги!). Хочу попросить вот о чем: если возможно — проследить за билетами, в частности, надо высадить из списка всех Цветаевых (они получат через Асю) и Лилееву ^[670]. Зато Аде надо бы, помимо ее и моего билета, еще 3. Если только возможно, хотелось бы, чтобы всем по списку повезло, ибо, за исключением, наших девочек, все — люди, знавшие маму. Ире и Инне объясните «за меня» — как мы были заняты. Я им напишу. Пишите! Целую.