Михаил Муравьев-Виленский. Усмиритель и реформатор Северо-Западного края Российской империи - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бендин cтр.№ 67

В Пречистенском кафедральном соборе Успения Пресвятой Богородицы в г. Вильне были установлены памятные доски с 349-ю именами жертв повстанческого террора. Впечатляющий список этих жертв свидетельствует о том, что внутренняя гражданская война между сторонниками единства России и независимой Польши приобрела черты войны этно-религиозной, в которой столкнулись западно-русское православие и политизированное польское католичество.

Патриотическая готовность к защите «единого отечества нашего России», проявляемая православным населением Северо-Западного края, нашли свое выражение в многочисленных молебнах о здравии государя императора, о даровании ему «победы над врагами», в панихидах по русским воинам, «павшим в сражении против мятежных поляков» ^[380].

Польские повстанцы воспринимались не только как сепаратисты, враждебные единству Российского государства, но и как угроза существованию местного православия, исходящая от радикально настроенного, политизированного католичества. Распространению отмеченных представлений способствовали многочисленные случаи террора против православного духовенства и мирян и заявления литовского «Отдела польского правительства» о будущем восстановлении унии.

Например, временнообязанные крестьяне Мстиславского уезда Могилевской губернии, обращаясь к императору Александру II, писали о том, что: «Польские паны и шляхта здешней губернии … пристали к шайкам инсургентов, внесли огонь и меч в мирные жилища русские и, ограбляя и сожигая города и селения, грозят наш край обратить в Польшу, уничтожить нашу православную веру и на место ее ввести чуждую нам латинскую» ^[381].

Городские и сельские общества Витебской губернии в своих верноподданных адресах царю Александру II Освободителю высказывали «готовность стать на защиту Престола и Руси Православной и жертвовать для этого жизнью и имуществом». Они заявляли о «нежелании принимать малейшего наставления мятежников, … а твердо стоять не щадя капли своей крови за православную нашу веру, за возлюбленное наше Отечество» ^[382].

В свою очередь, крестьяне Игуменского уезда Минской губернии заявляли императору, что они «всем существом нашим преданные ему, исполнявшие и всегда готовые исполнять волю его, и сыны Церкви Православной, крепко держащиеся ее святых уставов, и готовые страдать за православную веру наших предков» ^[383].

Государственные крестьяне Горецкого сельского общества Могилевской губернии в своем обращении к «царю Освободителю» обвиняли «дворян-католиков» в «крамольных действиях», нарушивших «спокойствие нашего края». «Да не опечалят тебя, государь, эти действия немногих лиц, ибо мы грудью за тебя и целость твоей державы. … За тебя, за святую Русь, мы не пощадим ни живота, ни достояния нашего», — заявляли они ^[384].

Таким образом, в представлениях православного духовенства и его паствы, занявших последовательно патриотическую позицию, необходимость защиты России и православной веры выступали как неразрывное целое. Попытки подпольной пропаганды внести разлад в православную среду, спровоцировать бывших униатов на церковный раскол и антироссийские вооруженные выступления, не увенчались успехом. Более того, они вызвали обратный эффект.

Ответом на вызов польского сепаратизма стало явление массового российского патриотизма, который в процессе подавления вооруженных выступлений и сопровождавшего их террора, приобрел окраинную, западно-русскую, специфику. Она выражалась в том, что в период восстания вопрос о принадлежности края к России приобрел для православного духовенства и мирян экзистенциальный характер. От его решения зависело дальнейшее существование Православной церкви и русской идентичности населения. Поэтому к общероссийским мотивациям защиты Царя и Отечества прибавились мотивации региональные, связанные с ценностями интеграционного характера: единство государства, единство Церкви, единство русского народа. Синтезирующим вектором этих мотиваций стало общее национальное целое — Россия.

Таким образом, окраинный патриотизм, вызванный чрезвычайными обстоятельствами восстания, привел к появлению российского национального самосознания в среде белорусского населения. Новые представления о национальной общности подданных России, выраженные в многочисленных адресах императору Александру II, основывались на осознании церковной и этнической принадлежности к русскому Православию и единому русскому народу.

Последнее было вызвано тем, что вспыхнувшее польское восстание стало катализатором «низовых» проявлений общерусской этнической солидарности, которые нашли свое выражение в заявлениях православных западно-русских крестьян и мещан о единстве с русским народом. В связи с угрозой отторжения края от России и опасностью восстановления унии для духовенства и православного населения края возникла необходимость в артикуляции своей коллективной этнической идентичности, как составной части идентичности общерусской. Более того, традиционная, зачастую латентная религиозно-этническая идентификация, стала теперь артикулироваться и приобретать форму открытой политической манифестации, требовавшей немалого гражданского мужества в условиях свирепствовавшего повстанческого террора.

«Мы же смеем гордиться ныне тем, что мы русские, … что мы православные, что мы верноподданные нашего Русского православного царя Освободителя, — писали крестьяне Гродненского уезда царю, — что враг наш тот, кто враг Отечества России» ^[385].

Аналогичной была реакция и представителей городских обществ, например, Витебского: «Августейший монарх! Необузданные свои притязания, попирающие всякую правду, поляки простерли посягательством своим и на Белорусский край, исконное достояние России. И здесь, к прискорбию нашему, нашлась горсть дерзких, возмечтавших заявить Польшу в Белоруссии и смутить общественное спокойствие; но они горько ошиблись. Народ доказал, что он истинно русский» ^[386].

Характерным примером того, как воспринимались в это время этнические идентичности, белорусская и русская, служит обращение к императору православных жителей г. Лепеля Витебской губернии. Это большое письмо настолько выразительно в своих этнических, политических, исторических и религиозных характеристиках, что стоит привести из него обширную цитату: «Государь! Мы, православные граждане города Лепеля, почти все белорусы, не питаем ненависти к польскому народу. Но с негодованием отвергаем притязания и посягательства польских панов на нашу русскую народность и землю, на расторжение нас, русских, с Россией.