Михаил Муравьев-Виленский. Усмиритель и реформатор Северо-Западного края Российской империи - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бендин cтр.№ 68

Мы из живых рассказов дедов и отцов наших знаем, сколько бедствовал русский народ под преобладанием польских панов в Русской земле. Сколько тиранства и мук вытерпел он, когда паны и иезуитское духовенство насилием навязывали ему унию с хитрым, и ныне еще деятельным стремлением ополячить его, когда паны буйствовали, не уважая законной власти королей своих и прав народа.

Твердо ведаем также, что не из Рима, не из Кракова и не из Варшавы пришло христианство в Русскую землю, а из Киева, святого града для Руси. И потому не нужны нам ни польская цивилизация, ни латинское вероучение, несогласные с духом русского народа, — ни панское преобладание, вредящее интересам русского народа, нам нечего искать с Польшей.

Таковы наши убеждения и всего белорусского народа! И мы приносим их тебе, наш царь благоустроитель, как душевное выражение нашей преданности к тебе и нашему отечеству — России, как выражение нашей готовности на все жертвы, какие необходимы для защиты отечества от врагов и нашей русской народности от посягательства польских панов» ^[387].

Еще одной важной особенностью окраинного российского патриотизма было то, что носителями его идей выступали, прежде всего, православное духовенство и представители низших сословий — православное крестьянство, мещанство и старообрядцы. Это был «низовой» народный патриотизм, который начал немедленно проявляться с момента возникновения в крае реальной угрозы дворянского, польско-католического сепаратизма.

Появление окраинного российского патриотизма и связанного с ним национального самосознания православного населения, которые приняли форму многочисленных монархических манифестаций, не было локальным явлением. В этот период ответом на внутренний вызов польского сепаратизма и внешнюю угрозу западно-европейской интервенции стал массовый подъем национально-патриотических настроений в Юго-Западном крае и центральной России, охвативший многих представителей различных сословий, культур и религий.

В отличие от Северо-Западного края, ставшего в связи с непосредственными событиями восстания очагом «низового» российского патриотизма, в центральной России в роли инициатора массового патриотического движения выступило столичное дворянство. Как отмечал А. Н. Мосолов: «По мере того, как взгляд на польский вопрос стал проясняться, в обществе происходила реакция, и все спешили громогласно отречься от сочувствия полякам. Первый сигнал к этому был подан петербургским дворянством на обыкновенных выборах, происходивших в феврале 1863 года. Дворянство представило государю адрес, проникнутый патриотическими чувствами и заявлениями всеобщей готовности ополчиться против врагов России. Дворянство постановило на случай войны жертвовать ежегодно до прекращения ее 1/10 часть своих доходов. Адресу этому откликнулась вся Россия» ^[388].

Реакцией российского общества на восстание 1863 г. стал подъем патриотизма и рост национального сознания, имевшего исторические, имперские особенности и монархические формы проявления. Как и в Северо-Западном крае, выражением патриотических настроений общества стали многочисленные «всеподданнейших письма» к императору Александру II, ставшие ярким проявлением народного монархизма. В этих письмах, или адресах, выражалась поддержка правительственного курса на защиту территориальной целостности Российской империи. Ставшие достоянием гласности в начале польского восстания, эти письма, вначале немногочисленные, будучи опубликованными в официальных и частных изданиях, вызвали цепную реакцию, положив начало массовым обращениям к императору из многих регионов империи.

Важным мотивом для массовых обращений к монарху была нарастающая угроза интервенции недавних врагов в Крымской войне — Англии и Франции — которые настойчиво требовали от России принять их условия по разрешению внутреннего русско-польского конфликта. Эти требования правительство решительно отвергло ^[389]. В результате угроза иностранного военного вторжения стала восприниматься как вполне реальная. На встрече с дворянством и купечеством Нижнего Новгорода, которая состоялась 5 августа 1863 г., император Александр II заявил: «По последним полученным мной сведениям, я еще не отчаиваюсь в сохранении мира, но если Богу угодно испытать нас войной, то я твердо уверен, что вы дадите мне помощь и надеюсь, что нашу Россию мы отстоим» ^[390].

Широкая поддержка, оказанная российскому императору в период трудных политических испытаний, стала ярким выражением социальной активности общества в условиях начавшегося пореформенного развития страны. Впервые представители всех сословий Российского государства, включая крестьянство, освобожденное от крепостной зависимости, высказали свое твердое позитивное мнение по важнейшему политическому вопросу современности. Патриотическая солидарность с монархией, высказанная представителями различных сословий, конфессий, этнических групп и профессиональных корпораций, недвусмысленно свидетельствовала об ее национальном характере. Массовые проявления национального самосознания, ставшие общественной реакцией на попытку отделения Западного края от России, оказались неразрывно связанными с всесословным чувством патриотизма и верности монархии.

На встрече с депутациями всех сословий, которая состоялась 17 апреля 1863 г. в Зимнем дворце, император Александр II высоко оценил национальный характер поддержки, полученный монархией от российского общества: «Благодарю вас, господа за поздравления и, в особенности, за выражение ваших патриотических чувств, вызванных смутами, как в царстве Польском, так и в западных губерниях и посягательством врагов наших на древнее русское достояние. Адресы ваши и те, которые я ежедневно получаю от всех сословий и из других губерний, составляют для меня истинное утешение посреди всех моих забот. Я горжусь единством этих чувств, вместе с вами и за вас. Они составляют нашу силу и пока они будут сохраняться, и мы будем призывать Бога на помощь, он нас не оставит, и единство царства российского непоколебимо. Враги наши надеялись найти нас разъединенными, но они ошиблись» ^[391].