Я жизнью жил пьянящей и прекрасной… - читать онлайн книгу. Автор: Эрих Мария Ремарк cтр.№ 88

25.08.<1950. Порто-Ронко> пятница

Вчера опять немного поработал*. «Дальше» — это главное, не важно, как оно получится. Прежде всего «дальше». Даже когда книга уже сдана, «дальше». Хорошо помню, как я чувствовал себя раньше после сдачи книги, что только теперь я стал писать свободно и сам стал лучше. Раньше вместо того, чтобы использовать время, я стал его терять и долгое время ничего не делал, так что потом снова должен был начинать с самого начала. Правда, не всегда новый материал появлялся у меня сразу, но мог бы тем не менее писать что-то небольшое, рассказы, собирая осколки и т. д., работать дальше.

Вечером к ужину пришла Хельма Винк. Курица, лисички, салат из огурцов и клубника. Тихий покой растущего месяца; из тумана все более ясная ночь. Урок пасьянса. Потом таверна. Вода и аппенцеллер. Золотистая блондинка из Цюриха, Файльхены, Шпек, Доротея Оппенгеймер, Марианна Тутч и др. На стульях в баре орнаменты Эллен Гессе, Греты Диспекер, Эрики Брунауэр. Расслабление.

26.08.<1950. Порто-Ронко> суббота

Немного поработал. С сомнениями, но дальше. Пополудни к вечеру некий Рене Зондереггер по поручению Хайцмана из издательства «Миха»*. Бородатый гражданин Швейцарии, который в общих чертах сообщил, что Хайцман почти разорился; поставил на книжный рынок (книжное товарищество) около 7800 книг, другие 20 000 продал издательству «Алфа» в Берне (владелец которого отсидел двадцать лет в тюрьме за убийство, вышел пять лет назад, основал издательство. Предположительно гомосексуалист. Связан через «Миха» и некоего богатого сыроторговца). «Альфа» в Берне продала издательству «Альфа» в Германии, которое погорело. «Альфа» в Берне неплатежеспособно. Из 20 000 еще 15 000 находятся в Гамбурге, на которые Хайцман не имеет прав собственности. Цены на них будут снижены; они и без того уже дважды или трижды снижались. Итог: рынок разрушен, 5000 франков ждут меня, когда должно было быть раз в десять больше.

Слушать! То, что очень редко делаю. Сделал это вчера. Сколько надо слушать! Как человек в короткое время себя раскрывает.

Отвез бородатого человека после того, как он часами рассказывал о себе, в Локарно. Потом сидел в баре «Нелли» с Еленой Портман, блондинкой с площади Шпек. И в таверне. Снова не проявил никаких усилий. Слушал разговор. Результат: интересы, ожидания, желания. Безо всяких усилий. Слушать! Не устраивать самому шоу!

Месяц в облаках, полный, вечером. Сильный запах срубленного камфорного лавра и кипарисовых дров в гараже. Месяц опустился на обратном пути, но в облаках; все равно свет повсюду, ткущийся, парящий, пронизанный тенями.

Нездоровое чувство самоуверенности в работе, которое прежде было более умеренным. Под влиянием фальшивых отношений с Н. в последние годы. В ожидании хорошей критики. Что она поймет и т. д. До того доходило, что сам рассказывал о похвалах и т. д. (Ее сразу же замкнутое лицо, каждый раз! Не могла этого выносить!) Одного этого было достаточно, чтобы вычеркнуть ее! Принимал ее всерьез! Старался! Старался соответствовать ее узкому горизонту, состоявшему из отрицания, желания доминировать, гордыни и в то же время однобоких представлений! Вечера, когда хотелось понравиться. Пытался говорить на так называемом «own language» («ее языке») с этой некомпетентной, заносчивой, нетерпимой особой! Этой особой, которая только тогда чувствовала себя хорошо, когда (чаще всего скучающая и пресыщенная) унижала человека в своих письмах.

Мое первое впечатление оказалось верным. Обворожительная, по-русски эльфоподобная, но и ребячливая, но поэтически никак не развитая, та, кого в сумерках приятно чуствовать рядом, но нет ничего настоящего, что можно было принять всерьез. Годилась, по-моему, на роль романтического лесного тумана, но не воздуха, необходимого для дыхания. Мшистая почва для волшебного павильона, но не достаточно надежная для того, чтобы построить на нем дом своей жизни.

Назад, к представлениям десятилетней давности! Если возможно, без каких-либо последствий.

Там, где некогда стоял павильон, потом возводился дом, который рухнул. Там уже не воздвигнешь нового павильона.

Странно, что остается желание — в то время как вокруг одна мшистая болотистая почва, — настаивать опять на этом: там, где надо убрать обломки, после которых не останется ничего, кроме зыбкой почвы, настаивать (снова) на возведении этого павильона, где он как минимум будет казаться не на своем месте. (Деревья вырублены, скалы взорваны, почва укатана.) Почему? Без анализа: потому что хочется верить в иллюзию, будто можно повернуть время назад. Все исправить. Повернуть колесо вспять. Немного вечности получить в залог. Но все это отговорки романтической смертельной зависимости.

Невротики: гламурные парни наряду с настоящими артистами.

В анализе: надо быть прокурором для себя самого; не только адвокатом — десяток адвокатов и без того налицо, в самом неврозе.

Идея: от Адели Бертрам, Эрны Эдлер (самой известной девушки в ее школе) к Лотте Пройс* (самая известная актриса в Оснабрюке), Петер (красивая женщина в обществе Ганновера, когда я был торговым служ.*), Марлен и Наташе — всегда к тому были только внешние, показные мотивы, привлекающие меня.

К. Хорни: кичл. преслед. Тип, требующий «иммунитета» к тому, что он делает, — или «представление» Н., что я назвал «королевы вне морали».

Мое избегание серьезной работы, углубления, настоящей учебы, не обращаю внимания на детали, отсутствие точности, поверхностность.

Это символично для внутреннего состояния, которого я не позволял себе без паники или банкротства. Вследствие этого часто чувствую себя мошенником, которого скоро должны схватить за руку.

03.09.<1950. Порто-Ронко>

Вчера солнечно; мыл голову; «Сага о Йесте Берлинге»*. Рассеянность, Н., карты, туда и сюда, наконец немного работы. Вечером Карен. Остатки семги. Рассказал ей свой сон: я приговорен к смертной казни, суета, люди, среди них Геббельс, я был скорее раздосадован, нежели испуган, сказал: «Давайте же», это был яд, я знал, что я невиновен, но хотел исполнения приговора, но до этого так и не дошло, я проснулся.

Говорили о стихах, ранних набросках, «Кай» («Северный полюс»)* — все время о близости смерти, смерть как психоз, смерть как фон; также при принятии многих решений, всегда исходя из этого. Она объяснила: сила и слабость. Суверенитет и слишком слабый интерес к жизни. Я: «При нехватке пожеланий счастья зеркальная интенсивность: смерть, преходящее, сильное, длительное чувство этого, и поэтому интенсификация чувства жизни, которое, как таковое, личное, не столь сильно». Рассказал о проходящем чувстве моих юных лет: противостоять хаотической, чуждой, вечно необъяснимой жизни путем бунта собственного чувства жизни, не признавать ее как мастера, не разочаровываться, хотя знать, что она победит, потому что несет в себе смерть, но ощущать, что, пока ты не поддаешься, остаешься еще непобежденным, — быть может, стертым, но не согнутым ею. «Я такой же непостижимый, как и ты». Спуск во все более ледяные глубины одиночества, потеря даже самого имени, идентичности, но спускаться все дальше; никакой возможности остановиться, но только спуск до конца, беспочвенно, бессмысленно, с гордостью — не отступать.