Я жизнью жил пьянящей и прекрасной… - читать онлайн книгу. Автор: Эрих Мария Ремарк cтр.№ 43

Идея еще не так стара. Время и друзья дадут ей возможность созреть, развиться и оформиться. Сейчас или никогда самое время, чтобы завоевать и присоединить молодежь. Нужда, солдатчина, борьба объединяют и делают отзывчивыми. Глубже и совершенней! К силе и отваге молодежи прибывают знания и зрелость мужчин. С такой молодежью можно завоевать тысячу духовных стран. Время пришло! Дай нам направление и разум, природа!

Понедельник, 10.09.<1918. Дуизбург>

Ничто не учит! Вчера вечером я был в трактире с несколькими солдатами, рядом с лазаретом. Там я встретил скрипача из театра в Карлсруэ*, с которым я иногда играл Вагнера. И вот мы некоторое время находились в маленькой комнате, где стоял рояль, и тут картина оживилась, пришла молодежь! Постепенно образовался кружок, в нашей комнате собрались около десяти девушек в возрасте семнадцати — двадцати двух лет и два «господина» в возрасте семнадцати лет. Мы были поглощены своей музыкой и не особенно обращали на них внимание. Но вскоре заметили, что перед нами находились вовсе не наши слушатели. А кто же? Объединение! Настоящее немецкое объединение! Перекличка, касса, все расположились за длинным столом празднично и по порядку. Президиум произнес некую вводную речь, которая скоро перешла в обсуждение, кто сколько и что подарил друг другу на дни рождения. Тем временем один из «господ» достал что-то вроде журнала — да, если точно определить этот предмет, приходится употребить это иностранное слово — и предложил его вместе с карандашом удивленным присутствующим «с целью подписки». Ко мне они не подошли! Наконец появился хозяин с хозяйкой во главе и «господ солдат» попросили покинуть помещение в связи с «закрытым заседанием объединения» (о Германия, и это, называется, молодежь). С переходом к «праздничной части» им было разрешено вернуться. Ко мне никто не обратился, поэтому я остался сидеть за роялем. Я слушал этот бред, обсуждаемый с самыми серьезными лицами: о подарках ко дню рождения, о театральных представлениях, которые хотелось разыграть (каждый по одному), — все так плоско и жалко. Наконец кто-то из молодых парней счел необходимым взять с рояля скрипку моего товарища, чтобы пощипать струны. Я сказал: «Молодой человек, я хочу обратить ваше внимание на то, что эта скрипка стоит триста марок». При этом я постарался сделать такое лицо, что девушки испугались и попросили: «Ах, перестань». Когда же должна была начаться «праздничная часть», я вышел и не заплакал горько, а сыграл партию в бильярд. Желание играть на рояле у меня прошло, кто-то другой забарабанил вальс лесного черта. После этого я все-таки снова вместе со скрипачом вернулся к Вагнеру и погрузился в его одухотворенный поток ^[13]. Мне нравится, когда молодежь собирается вместе, чтобы повеселиться, — но тогда их цели не должны ограничиваться тем, что надо платить тридцать пфг в месяц, чтобы потом иметь возможность выбрать подарок ко дню рождения за три с половиной марки. И это общество еще имело название «Клуб путешествий „Единство“»! Примечательно! Я слишком много времени посвятил описанию этой бессмыслицы, но, думаю, это не единичный случай.

Боже мой, когда я вспоминаю о наших чудесных вечерах на чердаке Фрица, где были и молодость, и красота, и зрелость, и мечта, и глубина! Благородство!

Эти горячие воспоминания потрясают меня так часто. О, эти вечера, в которые можно было полностью и счастливо погрузиться, освободившись от грязи, смерти и тоски! Фриц, единственный, мне часто казалось, что моя жизнь окончательно разобьется, потому что тебя больше нет со мной. С тех пор как ты умер, у меня не было ни одного спокойного часа, хотя я пытался часы пощады и милости довести до самой вершины — и все же грязь оставалась на моих подошвах и отвращала меня от золотого кубка. Ты был моей родиной, Фриц — и теперь меня гонит по морю прочь отсюда. Бесцельно = к тысяче целей.

Дуизбург, 04.10.1918

Написал письмо Людв. Бете*. Положил на музыку его стихи «Ранним утром» и проиграл их ему в О. <Оснабрюке>. Сегодня вечером был у Марты. Меня скоро выпустят из лазарета снова на фронт. Зимними вечерами, освещенными лампами, я уже весьма порадовался театру, концертам и приятной работой. Теперь мне придется вместо этого стоять на холодном посту в окопах. Так или так! Это всего лишь прогулка! Ее совершаешь часто до тех пор, пока однажды уже не вернешься. Тогда какой-нибудь пастор пропоет над тобой стих псалтыри, и твои домашние наденут черные платья, немного слез, немного сожалений — и вечный, неустанный поток жизни шумно потечет дальше, как будто этого сердца, этой тоски никогда не существовало. Кого это касается.

Воскресенье, 13.10.1918. <Дуизбург>

Наконец наступил мир! Большой радости он тем не менее не вызывает. Кажется, что люди уже привыкли к войне. Она стала причиной смерти подобно любой другой болезни. Немного неприятней, чем туберкулез легких. Я тоже не испытывал настоящей радости — почему, сам не знаю. Я уже почти свыкся с мыслью, что надо опять отправляться на фронт. И теперь меня раздражало, что в этом больше нет необходимости. Теперь, кто знает, может быть, это скоро пройдет. Тогда я снова возрадуюсь мирным временам. И только заботы впереди: все уже по-другому, Фриц умер, ни к кому из людей у меня нет настоящей привязанности — все не удалось, отодвинулось, расстроилось, — так надо начинать жизнь, которую когда-то весело и счастливо оставил.

Одинокий и сломленный. Все серо и мрачно.

Вчера вечером я был в театре. Танцевальный вечер с Сильвией Герцог. Мне нравится смотреть на красивых женщин. И на танцующих тоже!

21.10.1918 <Дуизбург>

Утро

Война будет продолжаться или только начнется. Тоже хорошо! Со всем надо разобраться. С ранней смертью все равно приходится считаться. Иногда возникает все-таки надежда на деятельность и творчество. То и дело вспыхивают мечты о благородной человечности, славе и воспитании народа. И вновь мертвая тишина и снова ожидание конца. Опасность и ограничения делают это время не таким уж неприятным. Это нечто большее, чем нежелание работать над собой и для себя, поскольку ничто не имеет смысла. Скоро, рано или поздно, докатится этот шар, на который надеются как на спасителя, но перед которым еще больше и чаще испытывают страх. Это чувство парализует многие творческие силы.

Полдень

Как раз получил новый дневник. Великолепный толстый том. Я перелистнул страницы и задумался, что еще должно произойти в мире, прежде чем я заполню последнюю. Быть может, я буду тогда свободным человеком, без какого-либо ярма, и окажусь занят только строительством храма моей мечты. Быть может, я стану знаменит и почитаем — но, быть может, меня загонит моя ищущая приключений душа в глубочайшие низины жизни. Быть может, тогда буду я носить на челе золотой венец заслуженного счастья — но, быть может, терновый венок страдания и муки. Быть может, я окажусь уважаемым человеком, окруженным понимающими меня людьми, среди которых я смогу чувствовать себя вольготно, получая от них вдохновение к радостному творчеству. Но, быть может, я буду стоять на серебристых фирновых высотах отрешенного одиночества и только время от времени склоняться в мыслях и мечтах к далекой от меня земле людей. Быть может, я поплыву в бурном водовороте жизни, который меня с шумом поглотит. Быть может, я все еще буду стоять в нерешительности на берегу, вдали от всего. Быть может, я так никогда и не доведу до конца эту новую книгу, не дойду до ее последней страницы, или кто-нибудь другой возьмет перо из моих рук, перевернет несколько пустых страниц и напишет твердой рукой на последнем листе: «Пропал без вести!» Утонул, потерялся, помешался, погиб! Все напрасно. Вычеркнут и выскоблен из книги жизни — мертв!