– Чего? – вырвалось у меня.
– Того. Она решила, что с мужчинами у неё всё. У Оли после Олега был только один парень, и она говорила, что с ним вообще ничего не почувствовала… Вот Олька и решила, что лесбиянка. Отец с матерью на неё тогда так ругались, я тоже пыталась как-то повлиять на её решение… Но она ни в какую. Ушла из дома. Сейчас звонит очень редко… Живёт с какой-то тёткой, которая старше Ольки на десять лет, а домой и носа не кажет.
Голос Светы задрожал. Я взяла её руку и тихонько сжала пальцы. Она слабо улыбнулась.
– Спасибо. К чему я это всё… Я не хотела бы, Наташ, чтобы то же самое с тобой случилось. Понимаешь, то, что ты ничего не чувствуешь с одним конкретным мужчиной – например, с Антоном, – не значит, что ты ничего не почувствуешь с другим. И когда я говорила, что тебе нужен секс… Тебе не только он нужен, конечно. Тебе просто нужен человек, который бы заботился о тебе. А ты… ты замыкаешься в себе, в своих чувствах, ты вокруг себя стену выстроила, баррикаду, сквозь которую никто никогда не прорвётся… И я боюсь, что ты однажды тоже, как Оля, решишь, что с мужчинами тебе больше ничего не светит.
Я молчала. Просто не знала, что сказать.
А потом обняла Свету и постаралась вложить в свои слова всю теплоту, на которую была способна.
– Светочка, спасибо, что беспокоишься за меня. И с одной стороны, ты права. А с другой… Понимаешь, у меня перед глазами всю жизнь были мои родители, которые очень любили друг друга. Моя мама считала, что секс без любви – это очень плохо, это грязно и нечестно. И я всегда была с ней солидарна. Понимаешь, я… просто не могу. Даже не из-за того, что я такая холодная и бесчувственная, просто… я не могу без любви. Я тебе обещаю, как только встречу человека, который мне будет хотя бы немного нравиться, то сдамся ему с потрохами.
Света засмеялась и погладила меня по спине.
– Ну, надеюсь, что ты его скоро встретишь. А твой Антон… он тебе не нравится?
Я вздохнула.
– Нравится…
– Но?
– Но я не люблю его. Раньше любила, теперь нет.
Светочка помолчала, потом отстранилась и, посмотрев мне в глаза, спросила:
– А Громов?
Я почувствовала, как сильно забилось сердце в груди.
– Что – Громов?
– Что ты думаешь о Максиме Петровиче? – судя по хитрому блеску глаз Светочки, вопрос был задан не просто так.
– А что я могу о нём думать? Он хороший человек и прекрасный начальник.
– Включи чайник, – добавила Света.
– Можно и так сказать, – я хихикнула. – А почему ты спросила?
Светочка вдруг как-то стушевалась, опять взяла вино, налила себе в фужер и только после этого ответила:
– Да так. Нравится он мне, красивый такой. Хоть и староват немножко.
– Ему же всего тридцать восемь!
– Не всего, а уже. Я предпочитаю мальчиков помоложе, – подмигнула мне Светочка.
– Хорошо, что не девочек…
– Та-а-ак…
– Ну а что? Кто тут полвечера распинается о том, какая я распрекрасная, и вообще?
– Ну хорошо, ты – страшный урод, довольна?
– Не-а. Страшный урод – звучит примерно как «прекрасная красавица»!
…Я не помню, сколько мы так болтали, но уснули поздно. Причем на том же диване, в обнимку с Алисой. Благодаря Свете из моей головы полностью исчезли грустные мысли.
Единственным, что меня тревожило, были её слова о Громове. Почему-то мне очень не хотелось, чтобы Светочка пыталась его соблазнить. Но, зная её характер, я понимала, что она непременно попытается это сделать, если он, конечно, действительно ей нравится.
Будильник поставить мы, естественно, забыли. Но у меня один и тот же ритуал каждое утро – хлопок входной двери, лай Бобика, потом Алиса просит покормить её…
Еле разлепив глаза, я взяла фотоаппарат и щёлкнула рассвет за окном.
– Слышь, Зотова, – раздался Светочкин стон с дивана, – ложись давай. Чего ты встала в такую рань, а?
– Нам уже почти пора вставать…
– Нетушки! – Света привстала с кровати с закрытыми глазами и сграбастала меня в широкие объятия. Потом повалилась обратно на диван вместе со мной. – Спать, спать, спать и ещё раз спать… – и тут же засопела.
Я ухмыльнулась (это уже почти не причиняло мне боли), потом аккуратно высвободилась и направилась в ванную. Там я разделась и внимательно рассмотрела следы вчерашнего «побоища».
В принципе, по лицу уже почти ничего не было заметно. Царапина в левом уголке губ, там же – небольшая припухлость, а так всё. Но зато на груди и бёдрах…
– Н-да… Жертва сексуальных извращений… – пробормотала я, залезая под душ.
Прохладная вода принесла облегчение, сняла боль и жар в местах, где были синяки, успокоила мои мысли. Теперь я могла подумать, проанализировать…
Громов ошибся – Марина Ивановна предприняла ещё одну попытку убрать меня из издательства. И вновь – эта попытка не удалась. Но кто знает, чего она придумает в следующий раз и останусь ли я жива после следующей её задумки.
Я вспомнила вчерашний треск разрываемой рубашки, разъярённого Максима Петровича, допрос полицейских… Мне всё это не нужно. В моей жизни уже и так полно проблем.
Таким образом, я пришла к выводу, что если после этого «случая» Крутова останется в издательстве – уйду я. Вспомнив ультиматум Громова, подумала, что смогу его уговорить – в конце концов, я с ним работаю только две недели, найдёт другую помощницу.
Вспомнив, как он вчера заворачивал меня в свой пиджак, я смутилась. Да, мне было стыдно – стыдно, что я предстала в таком виде перед своим начальником, пусть я была тысячу раз не виновата… Но тем не менее – всё это было настолько мне неприятно, что я даже немного обрадовалась этому своему решению уволиться.
Я почему-то была уверена, что Королёв в жизни не прогонит Марину Ивановну. Вспомнив Михаила Юрьевича, я подумала, что тот наверняка бы сказал:
– Не позволяй какой-то некомпетентной шлюхе влиять на твои решения. Борись с ней, победи её, ты же сильнее! Не давай ей манипулировать тобой!
Да, Михаил Юрьевич, вы правы, как всегда… Но… я устала. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое – я не желаю никаких страстей, интриг, заговоров… Спокойно работать – это всё, о чём я мечтаю.
Приняв окончательное решение, я вылезла из ванной, натёрла все свои синяки мазью и вышла будить Светочку.
Это оказалось нелёгким делом. Она пиналась, брыкалась, материлась – короче говоря, делала всё, только бы не открывать глаза. Пришлось полить её из чайника, но даже после этого она только изрекла:
– Ну что вы меня поливаете? Я вам не клумба! – и перевернулась на другой бок.
– Свет, ты издеваешься? – тут я взорвалась. – Ты как вообще на работу встаёшь и вовремя приходишь?! Что мне нужно сделать, чтобы ты встала?