Я опустила голову и посмотрела на приказ, лежащий между моих ладоней.
– Подписывайте, Наталья Владимировна, подписывайте. Не морочьте голову себе и мне всякими глупостями.
– Сергей Борисович, – я взяла ручку и сняла с неё колпачок, – вы понимаете, для меня есть кое-что поважнее карьерного роста. Важнее, чем карьера, зарплата, подчинение коллег, в какой-то мере даже слава. Это ведь по-настоящему круто, верно? Стать директором по маркетингу в двадцать четыре года.
– О да, – кажется, он решил, что победил. – Очень круто.
– И тем не менее, есть вещи важнее, чем всё это. Честь, достоинство, преданность, дружба, честность, благодарность. Я просто не могу переступить через… через моих родителей. Вы вряд ли сумеете меня понять, но… то, чему они меня научили – неприкосновенно.
И я зачеркнула заявление двумя чертами. От резкого звука генеральный дёрнулся.
– Я всё понял, Наталья Владимировна. Идите. Возвращайтесь к своим обязанностям.
Странно… Сергей Борисович почему-то улыбался.
И когда я уже почти вышла из кабинета генерального, то услышала его тихий смех и слова:
– Максим будет счастлив.
На подкашивающихся ногах я спустилась в нашу со Светочкой комнату. Что бы я ни говорила там Королёву, а отказ от должности директора по маркетингу отнял у меня много сил. Но где-то в глубине души я понимала, что поступила правильно, и это меня утешало.
– Ну что, ну что? – Светочка набросилась на меня, как только я вошла. – Тебя можно поздравить?!
– Потише, пожалуйста, Свет… Погоди, мне нужно поговорить с Громовым.
Я постучалась к нему в кабинет и, дождавшись тихого «войдите», толкнула дверь.
Максим Петрович сидел за своим столом перед кипой бумаг.
– А, Наташа, – он грустно улыбнулся, увидев меня, – ну что, поздравляю вас… Пойдёте сейчас обживать новый кабинет?
Я села напротив него. Боже, как бы мне хотелось обнять его крепко-крепко… Но я отогнала от себя эти безумные мысли.
– С чем вы меня поздравляете, Максим Петрович?
– С новой должностью.
Я улыбнулась и тихо сказала, следя за его реакцией:
– Я отказалась.
Громов меня не разочаровал. Казалось, он онемел от удивления. Потом выдавил:
– Вы… шутите?
– Нет. Я отказалась от должности директора по маркетингу. И завтра, и послезавтра, и послепослезавтра я – остаюсь вашей помощницей.
Я с улыбкой смотрела, как Максим Петрович переваривает эту мысль.
А потом он взорвался, как Королёв.
– Вы с ума сошли! Это такой шанс! Это же… директор по маркетингу!! Боже! Возвращайтесь назад, к Сергею Борисовичу, и подписывайте этот чёртов приказ о назначении! Марш, бегом!!!
Я покачала головой.
– Не трудитесь, не подпишу.
Мне показалось, что у Громова сейчас дым из ушей пойдёт.
– Ты сумасшедшая, – вздохнул он и закрыл лицо ладонями. – Ты абсолютно… ненормальная… Зарплата в пять раз больше, отдельный кабинет, шофёр с машиной… Наташа!!!
Вскочив, Максим Петрович подбежал ко мне, легко поставил на ноги, обхватив руками за талию, и возопил:
– Скажи, что ты шутишь!
Его ладони на моей талии обжигали. И глаза, глаза были так близко…
Первый раз в своей жизни я теряла нить разговора.
Хорошо, что Громов был слишком зол, чтобы это заметить.
– Я не шучу, – я постаралась взять себя в руки. – И повторяю – я отказалась от должности.
– Почему?
И я повторила всё то, что десять минут назад втолковывала Королёву. Может быть, не столь связно и горячо – отвлекали глаза и руки Громова – но я повторила.
Несколько секунд Максим Петрович молчал. А затем:
– Ну да, я спас вас, – судя по тому, что он опять перешёл на «вы», злость исчезла, – но это сделал бы любой нормальный мужчина… И тот «ультиматум»… я ничем не рисковал, Наташа, вы же отказались от перспективной, высокооплачиваемой должности…
Я не успела ответить – Громов прижал мою голову к груди и обнял изо всех сил.
– И в чём весь ужас, Наташа, знаете? Я очень рад… очень рад, что вы отказались и остаётесь здесь. Я просто эгоист, понимаете? Я пытаюсь вас отговорить, а сам от радости с ума схожу. И после этих слов вы не думаете, что я не заслуживаю таких жертв, Наташа?
– Не думаю, – я тихо рассмеялась. – Я ведь и сама рада, Максим Петрович. Очень рада. И я для этого к вам и пришла – радостью поделиться.
Грудь и плечи Громова затряслись. Подняв голову, я увидела, что он смеётся. Теперь он больше не был грустным и потерянным, он глядел на меня, и глаза его светились.
И я тоже улыбнулась ему. Так мы и стояли некоторое время, как дураки, и улыбались друг другу. А потом Максим Петрович отпустил меня, и я даже почти расстроилась.
– Вы всё-таки необыкновенный человек, Наташа, – сказал Громов, опять садясь за стол. Я села напротив и ответила:
– Стараюсь. Скажите, я правильно помню, что мы с вами в воскресенье вылетаем в Болонью?
– Правильно. Встретимся с вами в аэропорту. Кстати, сегодня не будет совещания по новинкам, всё обсудим после выставки.
Я застонала.
– Представляю, какая куча накопится…
– Разгребём, – махнул рукой Громов.
Он был такой счастливый и сияющий, что я в который раз уверилась – я поступила правильно.
– Я пойду, Максим Петрович?
– Да, конечно, идите.
Когда я была уже у порога, Громов окликнул меня:
– Наташа?
– Да?
Он, видимо, искал слова, как искала их я тогда, когда он поставил «ультиматум» Королёву и Крутовой.
– Спасибо, – наконец кивнул мне Максим Петрович. – За всё.
В его глазах промелькнуло ещё много слов, но они все остались невысказанными. Улыбнувшись, я вышла из кабинета.
Светочка опять налетела на меня, но теперь уже с гневным вопросом:
– Ты, что, отказалась от должности?!
Слухами земля полнится – и я узнала, что отдел маркетинга в полном составе погрузился в пьяный траур, а вот редакция пляшет от радости. Оказывается, они не хотели, чтобы я уходила, кто бы мог подумать!
– Зотова, ты дура, идиотка, кретинка! Амёба! Коза! Ты… – Светочка обрушила на меня такое количество оскорблений, что под их тяжестью я чуть не рухнула. – Как ты могла отказаться?!
– Вот так! И оставь меня уже в покое, в конце концов.
Я плюхнулась на своё место и принялась разбирать накопившиеся дела. Через десять минут остывшая Светочка вдруг громко изрекла: