История Французской революции. Том 3 - читать онлайн книгу. Автор: Луи Адольф Тьер cтр.№ 98

Бонапарт быстро наступал через горы Каринтии. Первого апреля утром он нагнал неприятельский арьергард у Санкт-Файта и Фризаха и опрокинул его. Но чуть позже он встретил эрцгерцога, занявшего позицию перед узкими проходами Ноймаркта с остальной частью своей Фриульской армии, с прибывшими с Рейна дивизиями Кайма, Меркантина и принца Оранского и резервом гренадеров. В проходах завязался ожесточенный бой, вся честь которого вновь выпала на долю Массена. Рейнские солдаты соревновались с ветеранами Итальянской армии; стоял вопрос о том, кто двинется скорее и дальше. После упорного дела, в котором эрцгерцог оставил на месте сражения три тысячи человек и тысячу двести военнопленными, французы заняли ущелья.

На следующий же день Бонапарт вышел из Ноймаркта на Унцмаркт. Между этими двумя пунктами идет поперечная дорога, соединяющая большие дороги на Тироль и Каринтию. Последней дорогой подходил Керпен, преследуемый Жубером. Эрцгерцог, желая присоединить к себе Керпена, предложил приостановить военные действия. Бонапарт отвечал, что военные действия не мешают вести переговоры, и продолжал наступление. На следующий день, 3 апреля, он дал кровопролитную битву при Унцмаркге, захватил 1500 пленных, вступил в Книттельфельд и не встречал более препятствий до Леобена, до 7 апреля. Керпен сделал крюк для соединения с эрцгерцогом, а Жубер связался с главными силами.

В самый день вступления Бонапарта в Леобен генерал-лейтенант Бельгард, начальник Главного штаба эрцгерцога, и генерал-майор Мерфельд прибыли туда от имени императора просить о приостановлении военных действий на десять дней. Бонапарт сознавал, что десятидневная отсрочка даст эрцгерцогу время получить последние подкрепления с Рейна, собрать все части армии и позволить ей оправиться. Но он и сам нуждался в отдыхе, а также успевал тогда соединиться с Бернадоттом и Жубером. Кроме того, Бонапарт верил в искренность предложений о перемирии и потому согласился приостановить военные действия на пять дней и дать уполномоченным время подписать прелиминарии.

Военная конвенция была подписана 7 апреля (18 жерминаля) и должна была продолжиться только до 12 апреля. Бонапарт избрал своей главной квартирой Леобен, авангард же Массена выдвинул до Зиммеринга, последней возвышенности Норических Альп, который стоит в двадцати пяти лье от Вены и откуда можно видеть колокольни столицы. В эти пять дней французские войска успели отдохнуть и сосредоточиться. Дабы успокоить население относительно своих намерений, Бонапарт обратился к жителям города с прокламацией, а его образ действий не противоречил его словам: за всё взятое для нужд армии платили наличными деньгами.

Бонапарт ждал истечения пятидневного перемирия, чтобы новым ударом увеличить ужас императорского двора, если прежнего погрома было не вполне достаточно. Но в Вене уже склонялись к тому, чтобы положить конец долгой, жестокой, пролившей такие потоки крови борьбе. Английская партия вполне потеряла влияние в правительстве; Тугут был близок к немилости ^[28]. Венцы громко требовали мира, сам эрцгерцог Карл, герой Австрии, советовал то же и объявил, что империя не может быть спасена только силой оружия. К тому же мнению склонялся и император. Наконец решили отправить в Леобен графа Мерфельда и маркиза Галло, неаполитанского посланника в Вене. Последний был назначен вследствие влияния императрицы, дочери неаполитанской королевы, которая принимала большое участие в правительственных распоряжениях.

Посланники получили инструкции для подписания прелиминариев, которые послужили бы впоследствии основанием для окончательного мира. Они прибыли утром 13 апреля (24 жерминаля), в то самое время, когда по истечении перемирия Бонапарт велел атаковать неприятельские аванпосты. Посланники объявили, что уполномочены договариваться об основаниях будущего мира. Переговоры начались прямо среди биваков французской армии.

Молодой главнокомандующий, вновь превратившийся в дипломата, никогда не готовился к этой карьере, но вот уже в течение года ему приходилось заключать важнейшие договора; его слава делала из него самого влиятельного человека своего времени, речь же его была так же внушительна, как и личность. Ему не поручали вести переговоры; все полномочия на этот счет были предоставлены Кларку; последний же, которого Бонапарт уже вызвал, еще не прибыл на главную квартиру. Но Бонапарт, как главнокомандующий, был вправе рассматривать прелиминарии мира как условия перемирия; сверх того, несомненно, что Кларк подписал бы всё, а потому можно было вступить в переговоры.

Император и его посланники главным образом заботились о сохранении этикета. Согласно старому обычаю император имел преимущество над французскими королями и его первым именовали в протоколах трактатов; его посланники имели преимущество над французскими. Он был единственным государем, которому Франция уступала эту честь. Оба императорских посланника были готовы немедленно признать Французскую республику, если будет сохранен прежний этикет.

«Французская республика, – гордо отвечал Бонапарт, – не нуждается в признании; в Европе она то же, что солнце на горизонте; тем хуже для слепых, которые не умеют его видеть и им пользоваться». Он отказался принять признание, касательно же этикета объявил, что эти вопросы безразличны Французской республике; что относительно этого предмета можно впоследствии связаться с Директорией, и она, вероятно, будет готова пожертвовать подобными мелочами действительным выгодам; в настоящее же время будут переговариваться как раньше и первенство будет принадлежать то Франции, то императору.

Затем перешли к существенным вопросам. Главной и важнейшей статьей была уступка Франции бельгийских провинций. Отказ в том не мог более входить в намерения Австрии. Условились, что император уступит Франции все свои бельгийские провинции и, как один из представителей Германской империи, согласится, чтобы Франция распространила свою границу до Рейна. Ему нужно было предоставить вознаграждения; император настаивал, чтобы они были достаточны, будут ли они в Германии или в Италии. В Германии ему можно было либо отдать Баварию, либо секуляризовать некоторые церковные владения. Первая мысль неоднократно занимала европейскую дипломатию, вторая принадлежала Ревбелю, придумавшему это средство как наиболее приличное и согласное с духом революции. Епископам было уже невозможно оставаться и светскими владетелями; к тому же весьма хитроумно было бы заставить церковников платить за расширение Французской республики.

Но вознаграждение императора землями в Германии с трудом могло получить согласие Пруссии. Сверх того, если бы вздумали отдавать ему Баварию, то и для государя последней нужно было бы подыскать вознаграждения. Наконец, все германские государства и так находились под непосредственным влиянием императора, и он мало выигрывал, приобретая их. Он бы предпочел расширения в Италии, что действительно прибавляло новые территории к его державе. Итак, следовало подумать и приискать вознаграждения в Италии.

Если бы императору согласились возвратить Ломбардию и взяли на себя обязательство сохранить Венецианскую республику в ее настоящем виде, не допуская того, чтобы демократия распространилась до альпийских границ, то император немедленно бы согласился на мир и признал Циспаданскую республику. Но возвратить под иго Австрии Ломбардию, выказавшую такую преданность Франции, расточившую для нее столько усилий и жертв, – было бы слабостью и гнусным делом; наше положение дозволяло нам требовать большего. Следовало обеспечить независимость Ломбардии и вместе с тем отыскать в Италии вознаграждения Австрии.