История Французской революции. Том 3 - читать онлайн книгу. Автор: Луи Адольф Тьер cтр.№ 157

Победоносный Нельсон прибыл в Неаполь для ремонта своей сильно пострадавшей эскадры, а также и для того, чтобы воспользоваться торжеством триумфа. Вопреки всем договорам, связывающим неаполитанский двор с Францией и воспрещавшим ему оказывать помощь нашим неприятелям, все порты и верфи обеих Сицилий были открыты Нельсону. Сам он был встречен с необыкновенными почестями. Король и королева приветствовали его у входа в порт и назвали героем-освободителем Средиземного моря. Стали поговаривать, что триумф Нельсона должен стать сигналом общего пробуждения, что державы должны воспользоваться случаем, когда самая грозная армия Франции и ее величайший полководец заперты в Египте – и поднять против нее оружие, отбросив ее солдат и ее принципы в ее пределы.

При всех дворах велись весьма деятельные происки. Писали в Тоскану и Пьемонт, желая пробудить их скрытую ненависть к Франции; говорили, что время объединиться против общего врага, помочь неаполитанскому двору – и разом восстать в тылу французов, перерезав их от одного конца полуострова до другого. Австрии говорили, что она не должна упустить случая напасть на Францию с фронта и отнять у нее Италию, когда итальянские державы, в свою очередь, зайдут французам в тыл. Это было легко: на Адидже уже не было Бонапарта и его грозной армии. Обращались к Германской империи, лишенной части своих владений и принужденной уступить левый берег Рейна; пытались вывести из нейтралитета Пруссию; старались склонить Павла I подать помощь, столь давно обещанную Екатериной.

Эти подстрекательства не могли быть приняты дворами только благоприятно; не все они, однако, были в состоянии прислушаться к ним. Ближайшие к Франции правительства были больше всего раздражены против нее и готовы отказаться от революции; но уже вследствие близости к республиканскому колоссу они были вынуждены проявлять сдержанность и благоразумие. Легче всего было склонить к такому плану Россию, наиболее удаленную от Франции и, как по этой причине, так и по нравственному состоянию своих народов, наименее подверженную влиянию общественного мнения.

Искусная политика Екатерины, заключавшаяся в усилении затруднений на Западе, дабы всегда иметь предлог к вмешательству в дела западных держав и свободу действий в отношении Польши, – эта политика не сошла с нею в могилу. Такой подход свойственен любому русскому правительству, он вытекает из самого его положения: способы и средства могут меняться, смотря по характеру царствующего государя, но цель, к которой Россия неуклонно и неудержимо стремится, остается той же. Екатерина ограничивалась тем, что подавала французским эмигрантам надежды и оказывала им помощь; она проповедовала крестовый поход и не посылала сама ни одного солдата.

Ее преемник преследовал ту же цель, но сообразно своему характеру; этот пылкий и великодушный государь сначала, по-видимому, отступил от политики Екатерины и отказался от исполнения союзного договора с Англией и Австрией; но после этого временного уклонения он возвратился к обычной политике русского двора. Он предоставил убежище претенденту и после Кампо-Формий-ского договора принял на службу эмигрантов. Он считал своей обязанностью стать главой европейского дворянства, угрожаемого демагогами; в этом намерении его еще больше утвердило обращение к нему Мальтийского ордена, признавшего его своим протектором. Павел предложил свое покровительство Германской империи и желал гарантировать неприкосновенность ее границ. Взятие Мальты крайне раздражило его, и он выказал готовность содействовать своими армиями Австрии в войне против Франции. Итак, Англия торжествовала одинаково и в Петербурге, и в Константинополе, соединяя в общем деле непримиримых до того врагов.

Но не везде, однако, замечалась та же ревностность: Пруссия была слишком довольна своим нейтралитетом и истощением Австрии, чтобы вмешаться в борьбу двух враждебных держав. Она заботилась лишь о предохранении от революционной заразы своей границы со стороны Голландии и Франции, для чего расставила войска в виде своеобразного санитарного кордона.

Священная Германская империя, уже испытавшая на себе могущество Франции и всегда подверженная опасности стать театром войны, желала мира. Того же желали и лишенные владений князья, потому что рассчитывали получить вознаграждение на правом берегу; войны желали только духовные владетели, которым грозила секуляризация.

Итальянские державы – Пьемонт и Тоскана – ждали только случая, но дрожали под железной рукой Французской республики; они требовали, чтобы им подал сигнал Неаполь или Австрия. Что касается Австрии, хотя она и была расположена удачнее прочих держав монархической коалиции, тем не менее с обычной своей медлительностью колебалась в принятии решения, а главное, опасалась за свои народы, уже очень истощенные войною. Франция противопоставила ей две новые республики – Швейцарию и Рим, что сильно раздражало австрийский двор и располагало его начать борьбу; но Австрия посмотрела бы на это расширение сквозь пальцы, если бы, в свою очередь, была вознаграждена новыми областями. Для достижения этой цели она предложила проводить конференции в Зельце (в Эльзасе). Эти конференции должны были состояться летом 1798 года, недалеко от Раштаттского конгресса, и переговоры на них должны были идти одновременно с конгрессом. От их результата зависело решение Австрии и исход усилий, которые были предприняты для образования новой коалиции.

Францию в Зельце должен был представлять Франсуа де Нёвшато. По этой причине и выбрали небольшой городок Зельц на левом берегу Рейна, недалеко от Раштатта; последнее условие было необходимо, так как конституция воспрещала выбывающему директору удаляться за пределы Франции раньше срока. Со стороны Австрии был назначен Кобенцель.

С самого начала переговоров можно было наблюдать настроения этой державы: Австрия желала расширения своей территории. Франция прежде всего хотела соглашения по поводу последних событий в Вене и стремилась получить удовлетворение за оскорбления, нанесенные Бернадотту, Австрия же избегала объяснений по этому предмету и откладывала их до конца переговоров. Французский уполномоченный беспрестанно возвращался к ним; впрочем, ему было приказано удовольствоваться любым ответом. Франция желала, чтобы притворная немилость Тугута стала таковой на самом деле и чтобы перед Бернадоттом просто извинились. Кобенцель удовольствовался заявлением, что его двор не одобряет происшедшего в Вене, но не стал говорить ни о каком удовлетворении и продолжал настаивать на расширении территории.

Было ясно, что самолюбие одних будет удовлетворено лишь после того, как получит удовлетворение честолюбие других. Австрия утверждала, что образование двух новых республик, Римской и Гельветической, и прямое влияние Франции на Цизальпинскую, Лигурийскую и Батавскую республики составляют решительное отступление от Кампо-Формийского договора и опасное нарушение равновесия в Европе; Франция лишь тогда сможет заставить забыть свои последние захваты, когда согласится на соответствующие вознаграждения, какими могли стать новые провинции в Италии. Хотели, чтобы граница по Адидже была подвинута вперед и австрийские владения достигли По и Адды, то есть чтобы императору уступили большую часть Цизальпинской республики. Кобенцель предлагал вознаградить за это Цизальпинскую республику частью Пьемонта, остальную же часть этого королевства отдать герцогу Тосканскому; а королю Пьемонта предоставить Папскую область. Итак, ценой расширения своей территории в Ломбардии и земель своего родственника в Тоскане австрийский император соглашался признать учреждение Гельветической республики, свержение папы и раздробление Пьемонта.