История Французской революции. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Луи Адольф Тьер cтр.№ 90

«Какое дело вам, законодателям, – воскликнул он, – до различных гипотез, которыми некоторые философы объясняют явления природы?! Вы можете предоставить им эти предметы для вечных споров; сами же должны смотреть на них не с точки зрения метафизики, не с точки зрения богословия: в глазах законодателя всё, что полезно миру и хорошо на практике, есть истина. Понятие о Высшем существе и бессмертии души есть постоянное напоминание о необходимости праведной жизни, следовательно, это понятие полезно обществу и согласно с Республикой… Кто дал тебе миссию возвестить народу, что божества нет?! О ты, который пристрастился к этому бесплодному ученью и так и не пристрастился к отечеству? Какую выгоду находишь ты в том, чтоб убеждать человека, что слепая сила управляет его судьбой и наудачу разит и преступление, и добродетель? Что душа его есть только легкое дуновение, прекращающееся у входа в могилу? Разве мысль о полном исчезновении внушит ему чувства более чистые и возвышенные, нежели мысль о бессмертии? Внушит ли она ему больше уважения к себе подобным, более преданности отечеству, смелости против тирании, презрения к смерти или сладострастию? Оплакивая добродетельного друга, вам приятно думать, что лучшая часть его существа спаслась от смерти! Проливая слезы над гробом сына или жены, найдете ли вы утешенье в словах того, кто говорит вам, что от них остался лишь бренный прах? Несчастный, умирающий под ударом убийцы, с последним вздохом взывает к вечному правосудию! Невинность на эшафоте заставляет бледнеть тирана на триумфальной колеснице. Имела бы она эту силу, если б могила уравнивала угнетателя и угнетенного?..»

Говоря об атеистах, Робеспьер довольно странно высказался об энциклопедистах. «Эта секта, – говорит он, – по части политики всегда оставалась ниже прав народа; по части нравственности она зашла гораздо дальше уничтожения религиозных суеверий: ее корифеи иногда ораторствовали против деспотов, а получали от деспотов пенсии; они писали книги против двора, посвящения королям, речи для придворных, мадригалы для куртизанок; они держали себя гордо в своих сочинениях и пресмыкались в передних. Эта секта с большим усердием распространяла материалистическое учение, которое имело большой успех между высокопоставленными лицами и остроумными людьми; мы именно ей отчасти обязаны тем видом практической философии, которая смотрит на человеческое общество как на борьбу хитрости, на успех – как на мерило справедливого и несправедливого, на честность – как на вопрос вкуса и благопристойности, на мир – как на достояние ловких мошенников.

В числе тех, кто в упоминаемое мною время отличились на поприще литературы и философии, один человек по возвышенности души и величию характера выказал себя достойным священного сана наставника человеческого рода; он открыто напал на тиранию; он восторженно говорил о Божестве; его мужественное, честное красноречие огненными чертами изобразило прелести добродетели; он защищал утешительные догматы, которые разум дает человеку как опору. Чистота его ученья, почерпнутого в природе и глубокой ненависти к пороку, столько же, сколько его непобедимое презрение к софистам и интриганам, ложно присвоившим себе звание философов, навлекли на него ненависть соперников и притворных друзей. О, если бы он был свидетелем этой революции, предтечей которой стал, кто сомневается в том, что его благородная душа с восторгом припала бы к делу правосудия и равенства?»

Затем Робеспьер постарался устранить мысль, будто правительство, провозглашая догмат о Высшем существе, делает это ради священников. «Что есть общего между католическими священниками и Богом? Они относятся к Нему как шарлатаны к медицине. Я ничего не знаю, что бы так походило на атеизм, как сочиненная ими религия. В древности жрецы представляли Его то огненным шаром, то быком, то человеком, то царем. Они же создали Бога по своему образу: ревнивого, прихотливого, жадного, жестокого, непримиримого. Они поступили с Ним как некогда майордомы с потомками Хлодвига: заперли Его в небе как во дворце и призывали на землю только для взимания в свою пользу десятин, богатств, почестей, удовольствий и власти. Истинный храм Всевышнего – Вселенная; поклонение Ему – добродетель; Его празднества – радость великого народа, собирающегося под Его взорами, чтобы скрепить узы всемирного братства и воссылать к нему дань чувствительных и непорочных сердец!»

В заключение Робеспьер говорил о том, что народу нужны праздники: «Человек – самое великое творение в природе, а великолепнейшее из всех зрелищ – большое народное собрание». Поэтому он предлагает план – программу собраний на все декадные дни – и заканчивает свой доклад среди громких рукоплесканий. Предложенный им декрет принимается единодушно, без голосования.

«Ст. 1. Французский народ признает существование Высшего существа и бессмертие души.

Ст. 2. Он признает, что достойнейшее поклонение Высшему существу есть исполнение на практике прямых обязанностей человека».

Другие статьи касались учреждения специальных праздников, чтобы напомнить человеку о Божестве и его собственном достоинстве. Праздники эти получат названия в честь событий революции или добродетелей, наиболее полезных человеку. Кроме празднеств 14 июля, 10 августа, 21 января и 31 мая, Республика будет отмечать в декадные дни следующие праздники: в честь Всевышнего, человеческого рода, французского народа, благодетелей человечества, мучеников свободы, свободы и равенства, Республики, любви к Отечеству, ненависти к тиранам и изменникам, истины, справедливости, стыдливости, славы, дружбы, воздержности, мужества, честности, героизма, бескорыстия, стоицизма, любви и супружеской верности, отеческой любви, сыновней любви, детства, юношества, возмужания, старости, земледелия, промышленности, предков, потомства, счастья.

Торжественное празднество назначили на 20 прериаля, и составление программы к нему вверили Давиду. Надо прибавить, что в этом декрете снова провозглашалась свобода вероисповеданий.

Доклад Робеспьера тотчас по прочтении отдали в печать. В тот же день коммуна и якобинцы потребовали прочтения его, заглушили рукоплесканиями и постановили отправиться всем собранием в Конвент, чтобы поблагодарить за изданный им великий декрет. Было замечено, что якобинцы ни разу после казни обеих партий не высказывались и не ходили поздравлять Конвент и комитет. Один из членов обратил на это внимание и заметил, что представляется прекрасный случай доказать согласие якобинцев с правительством. Тотчас же составили адрес и принесли его в Конвент. Адрес этот кончался следующими словами: «Якобинцы пришли сегодня благодарить вас за изданный декрет; они присоединяются к вам для празднования великого дня, когда торжество в честь Всевышнего соберет со всех концов Франции добродетельных граждан, чтобы спеть гимн добродетели». Президент ответил депутации не менее напыщенно: «Достойно будет общества, наполняющего мир своею славою, пользующегося таким великим влиянием на общественное мнение, всегда примыкавшего к мужественнейшим защитникам прав человека, прийти в храм законов, чтобы преклониться перед Всевышним».

Президент продолжал еще некоторое время говорить в том же духе и после довольно длинной речи передал слово Кутону. Кутон произнес свирепую речь против атеистов и развратников и напыщенное похвальное слово обществу. Он предложил в этот торжественный день радости и благодарения оказать якобинцам справедливость, заявив, что с самого начала революции они не переставали заслуживать благодарности отечества. Это предложение приняли среди шумных аплодисментов, и Конвент и якобинцы расстались в восторге и каком-то опьянении.