Каждые сто лет. Роман с дневником - читать онлайн книгу. Автор: Анна Матвеева cтр.№ 123

– Вы там были?! – Журналистка почуяла сенсацию, а меня передернуло: неужто соврёт? Скажет, что героически задерживал Тараканова в составе бригады добровольцев? Этот факт уже никак не проверить.

Но Кудряшов вновь показал белые зубы в улыбке:

– Нет, меня там не было. Повторюсь, я учился тогда в десятом классе. Дочка того маньяка была очень славной девушкой, и, конечно, она ни в чём не виновата…

– Ведь дочь за отца не отвечает! – порывисто ввернула журналистка.

– Вы знаете, Оксана, он же срывал со своих жертв украшения и дарил их дочерям! – продолжал интересничать Кудряшов, и Оксана уже всем телом тянулась к нему следом за своим микрофоном. – Но Ира Тараканова стала такой же точно жертвой…

– Уж прямо такой же? – усомнилась Оксана. – Её ведь не убили.

– Ну почти такой же, – исправился Кудряшов. – Можно остаться в живых, но переносить такие моральные страдания, что и не снились вашим мертвецам.

Меня всегда поражала способность Кудряшова на ходу переиначивать известные высказывания и цитаты – лучше него это умел делать, пожалуй, только Димка.

– Но мы отвлеклись от нашей истории, Алексей Евгеньевич, – спохватилась Оксана, заглядывая в компьютер. – Вот нам и зрители уже пишут, просят вернуться к вашей травме.

Кудряшов задумчиво вертел в руках свою трость. Как бы с трудом решившись, набрал воздуха в лёгкие – и тут же выдохнул: нет, не могу.

– Ну пожалуйста, Алексей Евгеньевич! – молила Оксана. – Расскажите, что случилось в тот день и какую роль сыграла в этой истории дочь маньяка Тараканова?

– Расскажу сразу после рекламы, – улыбнулся Кудряшов, и телепрограмма действительно ушла на рекламную паузу.

Я тоже ушла – согрела чай, покурила на балконе, закутавшись в старый клетчатый плед: когда-то давно этот плед в нашем доме назывался «новым» – его очень берегли… Вернулась как раз вовремя: камеры снова уставились на Кудряшова, задумчиво всматривающегося в собственное прошлое.

– Ира Тараканова тяжело переживала своё горе, – сказал он так проникновенно, что ему поверила бы, наверное, даже сама Княжна. – Я был молод, глуп, она мне нравилась, и я не знал, чем её утешить, как поддержать… Это был какой-то порыв, знаете, Оксана, сделать себе больно, чтобы почувствовать, как больно ей…

Оксана молчала, потрясённая. В глазах её блестели искренние слёзы. Она перестала мне нравиться.

– Какая красивая история! – сказала Оксана после паузы. – Ира оценила ваш поступок?

– Не помню, – смутился Кудряшов. – Кажется, да.

– А ведь это её сын лет семь тому назад устроил ту жуткую аварию?

Я поспешно закрыла сайт, чтобы не слышать продолжения. После Катастрофы журналисты караулили нас с мамой на всех углах, мы прятались от них сами и прятали Княжну, которая спьяну вполне могла разоткровенничаться.

Андрюша носил фамилию деда, Лесовой. Когда он родился, Димка хотел записать его Федотовым, но Ира почему-то воспротивилась и даже на своём фальшивом «Тарновском» настаивать не стала. Между прочим, её упрямство в результате сыграло положительную роль – общая фамилия заметно упрощает жизнь, когда навещаешь родственника в больнице и покупаешь для него лекарства по льготным рецептам. Кроме того, это помогло забыть о родстве с Таракановым – если о нём специально не напомнят. Благодаря Кудряшову, многие узнали или вспомнили, чей внук взорвал съёмную квартиру на Цвиллинга, пытаясь покончить с собой…

Это произошло зимой, накануне Нового года. Андрюша, кое-как окончив школу, мыкался в поисках занятий. В вуз не прошёл по конкурсу, работать – то там, то сям – начинал и бросал максимум через неделю. Торчал за своим старым компьютером, до изнурения бродил по городу. Всё время о чём-то мучительно размышлял.

– Шизофреник, тупица, внук маньяка, сын алкоголички и самоубийцы – я просто отличный парень, – сказал Андрюша дня за два до Катастрофы.

Он ждал, что я начну его успокаивать; обычно я так и делаю, но именно в тот вечер у меня не было ни сил, ни настроения. Я плохо себя чувствовала, скажу в своё оправдание, и утешала Андрюшу не так яростно, как обычно, а он продолжил себя терзать:

– У меня ни друзей, ни подруги – нет и не будет. Я урод. Мне не надо было рождаться, и у меня нет желания жить.

Тут я уже испугалась и включилась в диалог по-настоящему:

– Прекрати сейчас же, Андрюша! Ты ведь знаешь, как мы с бабушкой тебя любим… И мама тебя любит… по-своему!

Андрюша горько усмехнулся. Тараканова в то время была в очередном своём алкогольном отпуске и напоминала о себе, лишь когда у неё заканчивались деньги (что случалось крайне редко – Княжна умела находить средства на выпивку).

– И никакой ты не урод, – продолжала я со всем пылом, на какой была способна после трёх пар практических и заседания кафедры. – Очень даже симпатичный юноша!

– Просил ведь не называть меня юношей! – рассердился Андрюша.

У него и раньше случались приступы ненависти, чаще к себе и ко мне, реже – к бабушке и ко всему миру. Но никогда – к матери. Мы с Андрюшей прошли долгий путь, его не измеришь шагами, как расстояние от ворот психушки до отделения первого эпизода. Тот, самый первый, диагноз подтвердился, но простая шизофрения, предупредил меня врач, со временем почти всегда переходит к следующей фазе. «А в конце концов вообще все умирают!» – бодрился Андрюша, но я видела, как ему страшно.

В целом тот год заканчивался неплохо. Танечка нашла мне отличную халтуру – за пять дней работы переводчиком для каких-то иностранных ревизоров я заработала больше, чем за полгода, и решила подарить маме на Новый год деньги «на баньян» (это её мечта: увидеть в Индии, как растёт баньян), а для Андрюши у меня был заранее куплен ноутбук. Впервые за долгое время мы нарядили ёлку, и теперь Андрюша мрачно смотрел на неё, то отключая, то вновь включая гирлянду. Он, как оказалось, обдумывал разные способы самоубийства – и, желая обсудить их с кем-то (я и бабушка здесь явно не годились), начал делать публикации на разных интернет-форумах под ником Underwood. Он планировал и выстраивал свой уход в деталях, как некоторые писатели выстраивают свои книги по плану для каждой главы. Его занимали главным образом эстетические соображения и вопрос наследственности. «Я верю в дурную кровь, – писал Андрюша. – Мой отец ушёл из жизни, а эта склонность передаётся по наследству». (Андрюша и по сей день уверен, что мой брат – его отец.)

На интернет-форумах все охотно обсуждали с Андрюшей стратегию ухода из жизни, как будто бы речь шла о компьютерной игре. И только одна девушка пыталась отговорить его: даже привела стихи Кристины Россетти, английской поэтессы XIX века:

Девушку жестоко высмеяли, придавили коллективным сарказмом, как могильной плитой. В том чате она больше не появлялась.