Я нажал на звонок еще несколько раз, потом развернулся и пошел прочь. Было неважно куда, я просто шел в ту сторону, куда меня несли ноги.
Тогда я многого не знал: не понимал, что уже больше суток не ел и не пил ничего, не считая чашки кофе, что ни разу в жизни не брал на себя ответственность, и еще уйму всего другого, но самое главное – я не знал, что через пятнадцать часов, двадцать минут начнется извержение вулкана Эйяфьядлайёкюдль.
На следующий день я сидел у иллюминатора в самолете, который должен был увезти меня обратно в Бразилию, и думал о том, что ноги моей никогда больше не будет в Ирландии.
Я смотрел на темную взлетную полосу за окном. Посадка завершилась, но самолет не покидал аэропорт уже больше часа. Эконом-класс заполнил шепот людей, плачь детей и возмущенные возгласы на разных языках.
Объявление прозвучало на английском, затем на португальском и испанском. Сообщили, что около часа назад произошло извержение Эйяфьядлайёкюдль и вулканический пепел быстро распространился по Ирландии и Западной Европе. После полутора часов ожидания нас вывели из самолета. Не только наш рейс – все самолеты в аэропорту Дублина не смогли никуда вылететь. Эйяфьядлайёкюдль все еще продолжал извергаться, и в авиакомпании мне ответили, что пока даже примерно не могут сказать, когда мне удастся покинуть Ирландию.
В конце концов авиасообщение было приостановлено на десять дней. Говорили, что выброс был сильным и пепел поднялся до верхних слоев атмосферы, что струйные течения понесут его на восток к Восточной Азии, в сторону Кореи и Японии.
Я переночевал на полу в аэропорту, а когда вышел на улицу, увидел несколько людей с плакатами. Стоило мне остановиться, как один из них – пожилой мужчина – направился в мою сторону.
Фиолетовые буквы на куске картонки у него в руках сообщали: «Ночь 30 евро. Рядом с центральным вокзалом. Завтрак включен». «Вполне сходная цена, да?» – спрашивал меня его взгляд и предлагал последовать за ним. Желудок ныл от голода, тело ломило, поэтому я согласился. Я даже не стал пересчитывать эти тридцать евро на реалы. Ведь деньги, которые я собирался потратить в Ирландии, давала мне мама, а чужие деньги тратить легко.
Дома у него было чисто, но света не хватало. В первый день я съел завтрак, который он мне предложил, – тосты с жареным беконом, кофе и апельсиновый сок, а все оставшееся время проспал. Во второй день я встал в обед, немного прогулялся, вернулся и снова свалился в кровать. Вечером я добрался до ближайшего паба, выпил пива и перекусил. По телевизору одну за другой передавали новости об извержении. Показывали снимки атмосферы над покрытой вулканическим пеплом Ирландией и людей, эвакуировавшихся из-за наводнения, которое вызвало таяние ледника.
Пока я сидел за стойкой, несколько людей пыталось со мной заговорить. Я улыбался и отвечал, но не мог поддержать разговор как следует. Было одиноко, поэтому мне и самому хотелось кого-нибудь поймать и все рассказать, но в то же время я боялся – вдруг и правда придется разговаривать. В конечном итоге все мои собеседники вскоре улавливали мое странное настроение и уходили. И за барной стойкой, и когда безучастно сидел на кухне в доме, где остановился, я чувствовал, что завис где-то между – меня не выгнали, но и не приняли.
В свои двадцать пять я бросил университет и жил с мамой. Моя старшая сестра, которая работала в столичной компании инженером, ругала меня, мол, хватит, съезжай, но была слишком занята, чтобы тратить нервы на мою жизнь. Да я и сам считал, что человек, который появляется дома только на Пасху, Рождество и во время летнего отпуска, не имеет права лезть в мои дела.
Сестра кричала, что убьет меня. Сказала, что я могу даже не оправдываться и что ее терпение лопнуло.
– Это все из-за извержения! Я хотел сразу вернуться, но не могу!
Она плакала на другом конце телефона, постоянно повторяя «Да пошел ты! Да пошел ты!»
– Марисоль… – позвал я ее.
Она сказала, что больше не желает меня видеть. Добавила, что ограничила мне доступ к счетам и я могу сдохнуть в своей Европе с голоду – ей все равно.
– Эй, полегче. Я не… – пока я пытался как-нибудь возразить, она бросила трубку.
Я представил лежавшую на полу в гостиной маму. Подумал о словах Марисоль о том, что мама бы уже умерла, если бы соседка не нашла ее и не вызвала «Скорую». «Если бы ты был дома, как всегда! – кричала она. – Но от таких бесполезных людей, как ты, никакого толку!» У мамы случился анафилактический шок от какого-то лекарства, поэтому теперь она была в больнице, но ее состояние уже стабилизировалось. Мамин телефон был выключен.
Я решил развеяться, пошел в паб и взял пива. Когда я выпил и собирался заплатить, карта не прошла. Две другие карты тоже не сработали.
– Написано, что все три заблокированы, – недовольно сказал хозяин.
Я пошарил в карманах, отдал ему обнаруженные десять евро и вышел. Вернувшись, я пересчитал всю наличность. Пятьдесят евро. Я заплатил только за две ночи, поэтому завтра утром придется отдать еще тридцать. Спина похолодела.
По телевизору передавали, что рейсы из большинства аэропортов Европы отменены. Казалось, что этот мерзкий вулкан с мерзким названием смеялся надо мной, повторяя Эйяфьядлайёкюдль, Эйяфьядлайёкюдль. Мне срочно нужны были деньги.
Утром, оплачивая проживание, я объяснил свою ситуацию хозяину. Сказал, что мне нужно где-то поработать, пока не появятся самолеты. Я объяснил, что в Ирландии у меня нет никого, кто мог бы помочь, и что моя мать испанка, поэтому я тоже гражданин Европейского союза с испанским гражданством.
Он внимательно слушал, чуть склонившись ко мне.
– В Бразилии ты чем занимался?
– Изучал в университете преподавание английского.
– Выпустился?
Я помотал головой.
– А работал кем?
– Сдавал в аренду зонтики на местном пляже.
– И?
– Еще работал в магазине на том же пляже.
На его лице возникла вполне добродушная улыбка. Он разок усмехнулся, вздохнул и похлопал меня по плечу.
– Путешественнику, у которого кончились деньги, я бы сказал: «Садись в самолет и возвращайся домой…» Но сейчас ты не сможешь улететь, даже если захочешь…
В тот момент он казался самым близким мне человеком на земле, хотя теперь я не помню даже его имени. Я чувствовал себя так, словно знал его давным-давно. И в то же время я понимал, что у него не было никаких причин мне помогать, и его отказ был бы вполне естественным.
– Погоди.
Он ушел в комнату и сделал несколько звонков.
Кто-то скажет, что мне повезло; что люди в мире слишком расчетливы и не станут выручать незнакомцев, если им это не принесет никакой личной выгоды. А если и помогут, то за этим всегда стоит высокомерная радость от того, что они протянули руку кому-то более жалкому. Наверняка во многих случаях это действительно так. Может, и он испытал именно такого рода удовольствие. Но, каковы бы ни были мотивы, факт остается неизменным: вечером того дня я отправился во фруктовый сад, которым управляла бывшая жена его друга. Три часа на автобусе из Дублина до какого-то маленького городка, потом еще двадцать минут на машине – и я добрался до небольшой деревни. Деревня называлась Ачиди.