Никого. И тишина — глубокая и тяжелая, как могильная плита.
...Проснувшись в то утро довольно поздно, Брендан Кронин принял горячий душ и пришел на кухню, где застал Марси за ее прежним занятием: она раскрашивала луны, что-то при этом приговаривая шепотом. Ему вспомнилось, как он излечил телесный недуг Эмми Халбург своими руками, и захотелось освободить Марси от психической напасти таким же образом, но он не решился, боясь выпустить могучую таинственную силу из-под контроля и нанести девочке вред.
Джек и Жоржа к тому времени уже расправились с омлетом и гренками, но Жоржа, поздоровавшись с Бренданом, тотчас же вызвалась приготовить для него завтрак.
Кронин ответил, что его вполне устроит и чашка кофе, черного и покрепче.
За завтраком Джек осмотрел четыре лежащих на столе пистолета: два из них принадлежали Эрни, а два привез с собой он сам. Вслух об оружии не было сказано ни слова: опасались «жучков». Противнику ведь совсем не обязательно знать, каков их арсенал.
Вид пистолетов действовал священнику на нервы, возможно, потому, что он предчувствовал: уже сегодня их пустят в дело, и не раз.
Обычный оптимизм покинул его, главным образом из-за того, что ночью ему ничего не снилось. Впервые за многие недели он спал как убитый, но это его совсем не радовало, поскольку, в отличие от других, он видел приятные сны, вселявшие в него надежду. Теперь же, когда сны покинули его, он был как бы не в своей тарелке.
— Мне кажется, должен пойти снег, — присаживаясь за стол с чашкой дымящегося кофе в руке, сказал он.
— Да, уже скоро, — кивнул Джек.
Все взглянули в окно: небо походило на громадную глыбу темно-серого гранита.
* * *
Нед и Сэнди Сарвер — вторая группа, выезжавшая на машине в Элко, — встретились с Джеком, Жоржей и Бренданом на рынке в четыре утра, после чего до половины восьмого кружили по городу и в восемь часов вернулись в мотель, чтобы перекусить и немного вздремнуть перед предстоящим трудным днем, который для некоторых из их товарищей уже наступил.
Нед проснулся через два часа, но вылезать из теплой постели не торопился: лежа в полутемном номере, он наблюдал за спящей Сэнди. Любовь его к этой женщине была подобна величавой глубокой реке, способной унести их обоих далеко-далеко, в лучшие времена и места, недосягаемые для мирских тревог.
Нед грустно вздохнул, подумав, что ему не дано выразить свои чувства словами. Если бы он умел говорить так же складно, как чинить веши! Всякий раз, когда он пытался облечь переполняющие его нежные чувства в словесную оболочку, у него либо отнимался язык, либо получалась какая-то невразумительная чушь, и тогда Нед готов был променять свой дар непревзойденного ремонтника на умение составлять доходчивые фразы.
Нед наконец заметил, что Сэнди уже проснулась, и спросил:
— И долго ты еще будешь притворяться?
Сэнди открыла глаза и улыбнулась.
— Ты так смотрел на меня, что я испугалась, как бы ты не проглотил меня живьем, и решила прикинуться спящей.
— Выглядишь ты весьма аппетитно, это точно!
Она откинула одеяло и, обнаженная, заключила мужа в свои объятия. Их обоих захлестнуло волной нежности и увлекло в стремнину пылкой страсти, в которой они уже вполне освоились за последний год их бурной супружеской жизни.
Когда из пучины безумного экстаза их наконец вынесло на светлый берег неги, которой они предавались, взявшись за руки и лежа бок о бок, Сэнди вымолвила:
— Нед, я чувствую себя самой счастливой женщиной на свете! С тех пор как мы встретились в Аризоне и ты взял меня под свое крыло, ты все делал для этого. И сейчас, Нед, я настолько счастливая, что даже не боюсь смерти.
— Не смей так говорить, — строго произнес Нед, приподнимаясь на локте. — Мне это не нравится. Я становлюсь суеверным. Ведь из-за всех этих свалившихся на нас напастей, вполне вероятно, кто-то из нас погибнет. И я не хочу, чтобы ты дразнила судьбу. Чтоб я больше не слышал таких слов!
— Нед, вот уж чего не замечала за тобой, так это суеверия! — удивилась Сэнди.
— Ну, видишь ли, теперь ведь и я изменился. И мне не нравится, что ты говоришь подобные глупости. Разве от счастья умирают? Ты меня поняла? Не смей даже думать об этом!
Он снова обнял ее и привлек к себе, прижав к груди так крепко, что чувствовал биение ее сердца. Но вскоре он перестал ощущать эти сильные размеренные удары, потому что их сердца забились в одном ритме, как одно большое сердце.
* * *
В особняке семьи Салко в Монтерее Паркер Фейн искал две вещи, которые помогли бы ему выполнить его обязательства перед Домиником. Во-первых, он надеялся найти доказательства того, что семья действительно отправилась на курорт в Напа-Соному: какой-нибудь рекламный проспект отеля или адресный справочник, чтобы позвонить и уточнить, благополучно ли они добрались до места и устроились. Он также не исключал, что обнаружит следы их насильственного захвата: перевернутую мебель, пятна крови на паркете или что-либо в этом же роде.
Конечно, Доминик просил его всего-навсего поговорить с этими людьми, и его вряд ли обрадовали бы предпринятые Паркером в отсутствие хозяев дома незаконные шаги. Но Фейн привык доводить все дела до конца и сейчас получал удовольствие от того, что делал, хотя ему и было жутковато в пустынном доме.
За гостиной располагалась библиотека, за ней — музыкальный салон с пианино, пюпитрами и стульями, двумя футлярами для кларнетов и балетной стенкой для упражнений: очевидно, девочки увлекались музыкой и танцами.
Не обнаружив ничего необычного на первом этаже, Паркер стал медленно подниматься по ступенькам дубовой лестницы, устланной плюшевым ковром, наверх, где было уже темно.
На площадке между этажами он замер и прислушался.
Мертвая тишина.
Его ладони вспотели.
Он сам не знал, что его вдруг остановило. Возможно, инстинкт. Он много раз говорил себе, что следует прислушиваться к своим неосознанным чувствам. Но, с другой стороны, если кто-то хотел бы на него внезапно напасть, это можно было бы сделать и внизу, где были для этого все условия.
Паркер перевел дух и стал подниматься дальше, и, когда он наконец достиг верхней ступени, он наконец услышал какой-то странный звук, нечто вроде слияния коротких сигналов «бип-бип», доносившихся с обоих концов длинного коридора. Паркер решил, что это охранная сигнализация, но тотчас же сообразил, что для сигнала тревоги это попискивание, пожалуй, слабовато. Между тем странный звук продолжал повторяться, каждый раз через одинаковый промежуток времени.
Паркер нащупал на стене возле лестницы выключатель и включил свет в коридоре. Он напряженно прислушивался, надеясь уловить какие-то иные звуки, но ничего, кроме негромких сигналов, не услышал. В этих коротких «бип-бип» было что-то знакомое, но он не мог вспомнить, где уже слышал их.