Эволюция человека. Книга 3. Кости, гены и культура - читать онлайн книгу. Автор: Александр Владимирович Марков, Елена Наймарк cтр.№ 22

Пещера Сима-де-лос-Уэсос в горах Сьерра-де-Атапуэрка в Северной Испании, открытая в 1976 году, – знаменитый памятник доисторической жизни. Там найдены кости различных животных – пещерных медведей, куниц, рысей, грызунов (вот только травоядных нет), а кроме того, остатки более 30 человек. Костей очень много, поэтому пещера и получила свое название: Sima de los Huesos означает “яма костей”. Возможно, мертвых людей и хищников целенаправленно сбрасывали в эту яму люди, жившие на более высоком уровне пещеры, хотя не исключен и вариант естественного скопления мертвых тел, снесенных ливневыми потоками. Возраст костеносных слоев оценивался в 400–500 тыс. лет, но нуждался в подтверждении и уточнении.

В 2014 году испанские археологи опубликовали результаты всестороннего изучения 17 черепов из Сима-де-лос-Уэсос, семь из которых были описаны впервые, а также результаты датирования пещерных образцов – уточненные датировки, исключительно важные для понимания истории человеческого рода (Arsuaga et al., 2014).

Ученые использовали несколько независимых методов, в том числе уран-ториевое датирование пещерных натечных образований, оптическое датирование, палеомагнитный и биостратиграфический анализ. Разные методы дали сходные результаты, на основании которых исследователи пришли к выводу, что люди из Ямы Костей жили примерно 430 тыс. лет назад.

Новая датировка соответствует современным представлениям о времени расхождения предков неандертальцев и сапиенсов, основанным на сравнении геномов. В какой-то момент так называемый метод молекулярных часов давал для этого события интервал 300–200 тыс. лет назад, но эти цифры базировались на завышенной оценке темпа мутагенеза. Уточнение скорости мутирования у человекообразных отодвинуло момент дивергенции до отметки в 500–400 тыс. лет назад (а по некоторым оценкам даже до 750 тыс. лет назад, см. ниже). Люди из Сима-де-лос-Уэсос имеют целый ряд продвинутых неандертальских признаков, а значит, они относились уже к неандертальской эволюционной линии и жили после момента дивергенции. Поэтому новая датировка – это еще один независимый аргумент в пользу того, что линии неандертальцев и сапиенсов разделились более 400 тыс. лет назад.

Люди в популяции Сима-де-лос-Уэсос мало отличались друг от друга по морфологическим признакам, то есть их индивидуальная изменчивость оказалась невысока. Этим они резко отличаются, например, от ранних эректусов из Дманиси (см. раздел “Пятый череп из Дманиси показал огромный размах индивидуальной изменчивости ранних Homo” в главе 1).

Средний объем мозга (его удалось измерить для 15 черепов из 17) – 1232 см³, примерно как и у других европейских среднеплейстоценовых Homo, к которым относятся испанские и немецкие находки с датировками от 300 до 700 тыс. лет (их всех часто объединяют под общим наименованием гейдельбергских людей, вместе с жившими примерно в то же время африканскими и азиатскими Homo). Это больше средних значений для азиатских эректусов, но меньше, чем у неандертальцев и сапиенсов. Напомним, что средний объем мозга неандертальцев и палеолитических сапиенсов превышал 1400 см³, у современных людей – 1355 см³.

В строении черепа людей из Сима-де-лос-Уэсос причудливо сочетаются примитивные (характерные для ранних представителей человеческого рода) и продвинутые (то есть в данном случае неандертальские) признаки. Первые преобладают в своде черепа, а вторые – в его лицевой части ^[7]. Свод черепа в целом похож на то, что наблюдается у других гейдельбергских людей. Характерный неандертальский признак – выступающий затылок (так называемый неандертальский шиньон) – практически не выражен. В строении лица, челюстей и зубов неандертальских признаков намного больше. Например, у большинства черепов имеется развитый надглазничный валик, не подразделенный посередине, совсем как у классических неандертальцев. Особенно много неандертальских черт в тех частях черепа, которые так или иначе связаны с жеванием. К примеру, передняя часть височной кости, функционально связанная с жевательным аппаратом, имеет неандертальские очертания, тогда как задняя часть той же кости сохраняет примитивный облик. Челюсти и зубы – почти совсем неандертальские, местного своеобразия в них немного.

В итоге исследователи заключили, что люди из Ямы Костей почти наверняка были близки к предкам неандертальцев. Это предполагали и раньше, но новые данные существенно повысили надежность такой трактовки. Становление вида Homo neanderthalensis, по-видимому, шло поэтапно, что отражается в мозаике примитивных и продвинутых черт у промежуточных форм. Сначала характерный неандертальский облик приобретали одни элементы черепа (в первую очередь – связанные с жеванием), затем постепенно подтягивались остальные, включая строение черепной коробки.

Полученные данные свидетельствуют о том, что среднеплейстоценовое население Европы состояло из разнородных и более или менее разобщенных человеческих популяций, причем межпопуляционная изменчивость существенно превышала внутрипопуляционную. Действительно, другие среднеплейстоценовые европейцы (например, Чепрано и Араго XXI) не имеют продвинутых неандертальских признаков, обнаруженных в популяции из Сима-де-лос-Уэсос. На этом основании ученые предположили, что в эволюции европейских Homo в среднем плейстоцене ключевую роль играл межгрупповой отбор и генетический дрейф в маленьких, полуизолированных популяциях. В итоге одни популяции (те, в которых развились неандертальские признаки) выжили и дали начало неандертальцам, а другие вымерли. Если бы дело обстояло иначе – например, если бы шел параллельный отбор по каким-нибудь адаптивным признакам во взаимосвязанной системе больших популяций, – то внутрипопуляционная изменчивость, скорее всего, была бы выражена сильнее, чем межпопуляционная. Морфологическое однообразие людей из Сима-де-лос-Уэсос противоречит такому сценарию.

Находки из Ямы Костей традиционно относили к виду Homo heidelbergensis, однако новые данные, по мнению испанских ученых, не очень хорошо согласуются с такой классификацией. Ведь у других гейдельбергских людей нет продвинутых неандертальских черт, обнаруженных в исследованной выборке. Типовой экземпляр гейдельбергского человека – челюсть из Мауэра – тоже не имеет этих черт. Люди из Ямы Костей являются базальными представителями неандертальской эволюционной линии, поэтому их лучше либо выделить в отдельный вид, либо считать древнейшими неандертальцами. Что касается H. heidelbergensis, то к этому виду было предложено относить только тех среднеплейстоценовых людей, у которых нет ни сапиентных, ни неандертальских специализированных черт.

Исследование еще раз подтвердило, что сапиенсы и неандертальцы произошли от общего предка, имевшего меньший по объему мозг, чем у обоих дочерних видов. Следовательно, рост мозга шел параллельно и в нашей, и в неандертальской эволюционной линии. Это может показаться странным, ведь они жили в таких разных условиях: одни – в жаркой Африке, другие – в суровой приледниковой Европе. Это заставляет задуматься о каких-то внутренних причинах эволюционного увеличения мозга у гейдельбергских людей и их потомков. Возможно, рост мозга был эволюционным ответом не на внешние вызовы (климат, доступность ресурсов и тому подобное), а на некие общие особенности мышления, поведения, социальной жизни или культуры древних людей. В конце концов, их выживание – что в Европе, что в Африке, что в Азии – в первую очередь зависело, вероятно, от эффективности решения весьма сложных (требующих ума), но похожих социальных и технологических задач: изготовление орудий, охота на крупных животных, сложные социальные отношения, внутригрупповая кооперация, межгрупповая конкуренция, накопление полезных навыков и знаний в череде поколений, умение быстро учиться этим навыкам у сородичей. По-видимому, отбор на интеллект (в самом широком смысле) шел параллельно в разных популяциях палеолитических охотников. При этом он мог приводить к немного различающимся результатам. Так, хотя мозг неандертальцев и палеолитических сапиенсов примерно одинаков по объему, он различается по общей форме, пропорциям частей, а также по динамике роста в ходе индивидуального развития (книга 1, глава 5, раздел “А все-таки их мозг рос иначе”).