Московские коллекционеры - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Семенова cтр.№ 24

Даже самые богатые пожертвования не могли поправить репутацию С. И. Щукина, окончательно пошатнувшуюся после самоубийства двух сыновей. Личная жизнь старшего сына и дочери тоже давала повод покуражиться желтой прессе. Катя Щукина вышла замуж, не дождавшись окончания траура по матери, Иван женился, не оплакав как положено брата Григория. Семейная жизнь не задалась ни у сестры, ни у брата. Иван Сергеевич разъехался с супругой спустя несколько месяцев после женитьбы. История его столь стремительной свадьбы в пересказе все того же Вишнякова выглядела следующим образом. На одном из благотворительных базаров купец-меценат Николай Рябушинский представил Ивану очаровательную продавщицу цветов — дочь служащего при университете Машу Кононову. Со стороны младшего Щукина последовало скоропалительное объяснение, а за ним и свадьба. «Недолго счастье длилось». Выяснились пикантные подробности прошлых отношений Маши с Рябушинским. Покидая особняк в Знаменском, молодая потребовала полмиллиона содержания. Супруги сошлись на шестидесяти тысячах ежегодного пенсиона. В ноябре 1911 года состоялся официальный развод, после которого Мария Моисеевна отправилась в Италию, а на Ивана Сергеевича церковь наложила семилетнюю епитимью, нисколько не помешавшую его многолетнему роману с танцовщицей Императорского балета Федоровой-второй.

Примерно тогда же расстроился и брак Кати Щукиной, вышедшей замуж в семнадцать лет. Екатерина Сергеевна была красива и обаятельна, но чересчур экстравагантна — желание эпатировать буржуа доставляло ей не меньшее удовольствие, чем отцу. Дочь инспектора Училища живописи, актриса Софья Гиацинтова вспоминала, что на шее Катя носила страшное боа — привезенную из Египта большую жирную змею, правда, с вынутым жалом. Были у нее и настоящие драгоценности, к примеру шикарное жемчужное ожерелье, уступавшее лишь жемчугам величественной Маргариты Кирилловны Морозовой. Екатерина Сергеевна в молодости была большая оригиналка и самозабвенно отдавалась очередному капризу парижской моды. Сегодня она точно сделала бы пирсинг, а в 1910-х годах надела на свои великолепные зубы золотые коронки с большими бриллиантами: когда Катя улыбалась, камни ослепительно сверкали. Катя Щукина, как вспоминал Андрей Белый, «была барышней бойкой и способной на все»: «Сережа (Соловьев. — Н. С.), учившийся с сыном Щукина, одно время дружил с Катей Щукиной. Она пригласила Сережу в шаферы (на свою свадьбу); Сережа ей заявил: он согласен — с условием, что будет в красной рубахе, в смазных сапогах: Кате это понравилось; папаша же не позволил, Сережа отказался от шаферства». Катя же нарочно венчалась с Петром Христофоровым в красном платье, потрясая воображение собравшихся на ее свадьбе гостей.

Катиной свекровью стала Клеопатра Петровна Христофорова, известная московская антропософка и страстная поклонница Рудольфа Штейнера. Ее сына Петю оккультные учения не привлекали, зато, как вскоре выяснилось, он имел неудержимую привязанность к шампанскому. К этому напитку зять Щукина сумел пристрастить даже любимую собачку жены Сильву. Знаменитая в округе Знаменки и Арбата собачка была привезена любимой дочери из Парижа вместе с саквояжем, полным собачьих туалетов, — башмачков, попонок и передничков со специальными карманчиками для котлеток. П. Д. Христофоров любил обедать в «Праге», где ему и сопровождавшей его Сильве обычно подавали шампанское. Выходили они из ресторана сытые и довольные. Тут Сильва проделывала свой коронный номер: танец на задних лапках и падение в обморок, приводя в восторг зевак на Арбатской площади.

Через три года Катя разошлась с мужем, забрала маленького Илью и вскоре вышла замуж во второй раз — за приятеля старшего брата. Второй брак был более респектабельным. Екатерина Сергеевна сделалась графиней — молодой граф Михаил Келлер происходил из знатной прусской фамилии, в которой были и видные дипломаты, и военные (дети демократичного Щукина всячески симпатизировали аристократии). С новым замужеством эксцентричности у нее несколько поубавилось. Единственной экстравагантной выходкой был выбор имен, которые супруги дали своим детям. Мальчиков нарекли Рупертом, Германом и Гарольдом, а девочек — Руфиной и Каллистой. Было ли это данью памяти далеким предкам Келлеров, чей род вел свое происхождение от тевтонских рыцарей, или увлечению германскими балладами, не знал никто.

«В глубине обширного двора стоит красивый барский особняк, принадлежавший князьям Трубецким. Теперь им владеет фабрикант сукнами Сергей Иванович Щукин. Щукин — меценат. У него еженедельные концерты. В музыке он любит самое последнее слово. (Скрябин его любимый композитор.) В живописи то же. Но собирает он только французов — le dernier cri de la mode! ^[42] Самые последние модники висят у него в кабинете, но как только они начинают на французском рынке немного заменяться новыми именами, их тотчас передвигают дальше, в другие комнаты. Движение постоянное. Кто знает, какие имена висят у него в ванной? К сожалению, самого Щукина не было в Москве. Он лечится в Париже. Нам устроили разрешение посмотреть галерею. Было уже 4 часа, когда мы вошли в вестибюль. Нас встретила "заведующая", седая дама в бархатном платье, и повела нас наверх ^[43]. Каждая комната при вступлении в нее заливалась морем электрического света. Заведующая к картинам относится как-то развязно-наивно, как к барской затее своего хозяина, — описывала посещение Знаменского супруга И. Е. Репина Наталья Нордман-Северова.

— Постойте, — сказала она, — я прежде начну с самых отставных, а потом все дальше-больше и дойдем до самых модных.

Во всех красивых старинных комнатах стены сплошь покрыты картинами. В первой — в роде официальной приемной — висят Cotet, Simon и другие прекрасные авторы той эпохи (10 лет назад). В большой зале мы видели множество пейзажей Monet, в которых есть своя прелесть. Сбоку висит Sizelet — картина вблизи изображает разные цветные квадраты, однотонные — издали это гора. Другая картина — не помню чья — криво нарисованный дом без окон, вокруг метлы-деревья ^[44].

Управляющая тыкала в эти картины рукой и как бы просила нас стать на ее точку зрения. Но, очевидно, свое полное торжество она берегла на после.

В маленькой гостиной прекрасные вещи Пюви де Шаванна, Дегаза и других — самого конца прошлого столетия.

— Ну, а теперь в гостиную! — и бархатное платье поплыло перед нами.

В гостиной меня прежде всего поразил ковер. Я думала, что о таких коврах пишут только в романах: "нога тонула", "беззвучны были шаги", "мягкая ткань облегала башмак". Да, да, это все так. В гостиной мы беззвучно двигались, мы тонули в мягкой ткани и со стен на нас смотрели Cezanne'ы!